— Я шел по этой улице, истекая кровью, — вспоминал Фа рук.

В витрине магазинов «Кала Кендор» и «Сонали» те же блондинки-манекены в сари выглядели столь же неуместно среди других манекенов, как и прежде. Доктор Дарувалла подумал о Нэнси.

Они прошли магазин «Сатьям», заявлявший о себе как о магазине «для всех членов семьи». Мужчины прочитали старое объявление о проводимом мисс Дивали соревновании, и пошли дальше без всякой цели, переходя с одной стороны улицы на другую. Фарук произносил названия встречавшихся им заведений. Универмаг «Кохинур», «Мадрас Дурбан», видеозал «Аполло», обещавший любые азиатские кинокартины, индийский театр, в котором сейчас демонстрировались тамильские кинофильмы. Рядом с «Чаатс Хат» Фарук объяснил Маку, что означает в объявлении «все виды чаатов». В ресторанчике «Бомбей Бел» они едва успели съесть индийское блюдо «алу тикки» и выпить пива «Тандерболт».

Перед тем, как возвратиться в госпиталь, друзья остановились на углу улицы Вудфилд у паяльной мастерской «Дж. С. Эддисон». Доктор Дарувалла искал великолепную медную ванну с орнаментированными кранами, с ручками в форме тигриных голов. Тигры рычали, ванна напоминала ему ту, в которой он мылся в доме на Ридж-роуд района Малабар-Хилл, когда был мальчишкой. Со времени своего последнего незапланированного визита в район «Маленькая Индия» он постоянно ее вспоминал. Ванну продали, и вместо нее Фарук увидел другую вещь, тоже с исключительно красивым орнаментом, тоже в викторианском стиле. Это была такая же раковина с кранами в виде слоновьих бивней, которая захватила воображение Рахула в дамской комнате клуба Дакуот. Затычка имела форму слоновьей головы, а вода лилась из крана, имеющего форму хобота. Фарук потрогал оба бивня, один предназначался для горячей, а другой — для холодной воды. Макфарлейн подумал, что это выглядит ужасно, однако Дарувалла, не задумываясь, купил раковину, поскольку она являлась продуктом английского воображения, хотя и была сделана в Индии.

— С ней связаны какие-то сентиментальные воспоминания? — поинтересовался Мак.

— Не совсем так, — ответил Фарук.

Доктор Дарувалла недоумевал, что ему делать с этой отвратительной штуковиной, и представлял, как отнесется к ней Джулия. С ненавистью.

— Те мужчины, которые привезли и бросили тебя здесь… — внезапно начал Мак.

— Что ты хочешь узнать о них? — спросил Фарук.

— Тебе не кажется, что они привозят сюда и других людей, как привезли тебя? — спросил Гордон.

— Все время кажется. Я себе это хорошо представляю, — ответил Дарувалла.

Мак подумал, что его друг выглядит смертельно уставшим, и сказал ему об этом.

— Разве я могу чувствовать, что ассимилировался? Что я канадец? — спросил Фарук друга.

Разумеется, если верить сообщениям газет, в обществе отмечалось растущее сопротивление процессу иммиграции. Демографы предсказывали «ответный удар расистов». Дарувалла полагал, что сопротивление иммиграции имело расистский характер. Он очень обостренно воспринимал фразу «видимые национальные меньшинства» и знал, что она не подразумевает ни немцев, ни итальянцев, ни португальцев, приехавших в Канаду в 50-е годы. До последнего десятилетия самую большую часть иммигрантов составляли выходцы из Англии.

Но потом многое изменилось. Новые иммигранты прибывали в Канаду из Гонконга, Китая и Индии. В Торонто почти сорок процентов населения являлись иммигрантами, что превышало миллион человек.

Макфарлейн переживал, видя, как подавлен Фарук.

— Поверь мне, Фарук, я знаю, каково тебе приходится. Вполне вероятно, убийцы, которые выбросили тебя в районе «Маленькая Индия», нападают и на других иммигрантов, однако я не представляю, чтобы они это делали все время, как ты говоришь, — утешал его Гордон.

— Ты знаешь, что говорил мне отец? — спросил Дарувалла.

— Наверное, это: «Иммигранты остаются иммигрантами всю свою жизнь»? — предположил Макфарлейн.

— А… я уже тебе говорил, — сказал Фарук.

— Так часто, что и не сосчитать. Видимо, у тебя это навязчивая идея и слова отца вертятся в голове постоянно, — пояснил Мак.

— Постоянно, — мрачно подтвердил Дарувалла. Макфарлейн был ему чутким другом, Фарук это очень ценил. Именно Мак убедил доктора Даруваллу в свободное время работать добровольцем в приюте для больных СПИДом в Торонто, где умер Дункан Фрейзер.

Дарувалла проработал в приюте уже более года. Вначале он подозревал, что привел его туда собственный интерес. Он поделился этими мыслями с Маком, а тот посоветовал Фаруку обсудить все с директором приюта.

Дарувалла чувствовал страшное неудобство, рассказывая незнакомому человеку историю своих отношений с Джоном Д, о том, что этот молодой человек, фактически его приемный сын, видимо, давно был гомосексуалистом, однако доктор не знал об этом до тех пор, пока Джону Д не исполнилось почти сорок лет. Но и сейчас, когда проблема Джона обнаружилась, доктор и «молодой человек» все еще делают вид, что ее нет. Соглашаясь ухаживать за больными в приюте, Дарувалла хочет побольше узнать о самом Джоне Д. Фарук признался, что его страшит судьба Джона: ведь его любимый «почти сын» может умереть от СПИДа. Об этом страшно даже подумать. Разумеется, боялся он и за Мартина.

Существовала еще одна причина, о которой не принято было говорить вслух — Макфарлейн, носитель вируса СПИДа, состояние его здоровья. Фарук не хотел признаваться себе, что он также боялся увидеть, как его друг умрет от спила. Однако оба врача и директор приюта отдавали себе отчет, почему Фарук там появился.

Доктор представлял ход дела так: чем естественнее он научится вести себя в присутствии больных СПИДом, а также и гомосексуалистов, тем доверительнее будут его отношения с Джоном Д. Они уже сблизились после того, как Джон признался Дарувалле, что всю жизнь был гомосексуалистом. Несомненно, этому помогла дружба Даруваллы с доктором Макфарлейном. Фарук спросил Мака, что «отец» в этом случае может чувствовать, чтобы стать ближе к «сыну».

— Не пытаться слишком тесно сблизиться с Джоном Д, — посоветовал Макфарлейн. — С одной стороны, вы не его отец, с другой — не гомосексуалист, — добавил он.

Первая попытка доктора Даруваллы вписаться в коллектив приюта выглядела очень неуклюже. Как и предупреждал его Мак, Фаруку следовало осознать, что он не доктор этих пациентов, а простой доброволец. Он задавал много вопросов, обычных для врачей, и привел медицинских сестер в бешенство. Теперь он должен был исполнять приказы медсестер, должен был отказаться от своих профессиональных знаний по вопросам пролежней. Дарувалла не представлял, как это трудно. Он не смог остановиться, чтобы не назначать небольшие упражнения для борьбы с атрофией мышц пациентов, и так часто раздавал им теннисные мячи для тренировки рук, что одна из медицинских сестер дала ему кличку «доктор Мяч». Через некоторое время прозвище ему уже нравилось.

У него не было проблем с катетерами, он мог делать инъекции морфия, когда его об этом просил кто-нибудь из докторов или медицинских сестер приюта. Фарук научился вводить в пищевод трубки для растворов, заменяющих пишу. Его потрясал вид судорог у больных. Фарук надеялся, что никогда не увидит, как Джон Д скончается от кровавого поноса, от инфекции или от тяжелой формы лихорадки.