и превозносил Наполеон, о котором сказал: «Гоббс был своего рода Ньютоном в политике: его учение стоит в этом отношении многого». Вместе с тем, оценивая приведенное суждение с позиции развиваемой здесь философии достоинства человека, Гоббс, думается, лишил определение естественного права присущей ему специфики, практически полностью отождествив его с феноменом свободы. Правда, сей факт является своеобразным подтверждением уже сформулированного выше убеждения о тесной взаимосвязи между свободой и правом. Но между первым и вторым, безусловно, есть и свои различия, о чём также шла речь выше.

В настоящей работе под естественным правом понимается совокупность естественных прав человека, отдельных территориальных общин, этносов, народов и других человеческих объединений, минимально необходимых для сохранения их достоинства, а потому священных и неотчуждаемых в процессе их жизнедеятельности.

В частности, одним из институтов естественного права следует признать право территориальных громад (общин) на местное самоуправление в государстве и право наций на самоопределение в пространстве мирового сообщества. Естественные права человека, естественные права территориальной общины, естественные права этноса, а также естественные права нации представляют собой относительно автономные институты единой системы естественного права, основное предназначение которой было обосновать и обеспечить свободу этих субъектов конституционного права, вопреки злой воле власть предержащих и неправомерных предписаний порожденного ими законодательства. В иерархии общечеловеческих ценностей права человека занимают несравненно более высокое и приоритетное положение, чем права территориальной общины, этноса или народа.

Естественное право следует отличать от позитивного. В отличие от первого, второе — писаное законодательство, «придуманное», «изобретённое», созданное государством и по этой причине традиционно противопоставляется естественному праву. Если естественное право традиционно ведёт свою родословную от природы, Бога, то позитивное — от государства, законодателей, судей. Один из идеологов естественного права, английский правовед Джон Остин (1790–1859) по этому поводу писал: «В противоположность понятию «естественного права» или понятию «законов природы» (в значении «права, дарованного Богом») совокупность правил, установленных политически господствующими людьми, нередко обозначается термином «положительное», или «позитивное право», то есть право, существующее благодаря занимаемому положению». Заметим: весьма внятное определение границы, пролегающей между первым и вторым определением. В современной правовой литературе подчеркивается, что естественное право основывается на голосе совести, на внутренней «интуиции правоты». Внутренние, содержательные аспекты для него являются первостепенными; позитивное же право основывается на экономическом и политическом доминировании, в силу чего приобретают особое значение внешние проявления государственного, процессуальная форма нормотворчества и правоприменения, формальные атрибуты правовых актов. Перечень подобных внешних противопоставлений можно и продолжить.

Идея естественного права родилась в муках людей, страдавших от деспотизма и несправедливости права позитивного, то есть от действовавшего в соответствующую эпоху и соответствующем государстве неправомерного законодательства. Отсюда и принципиальная позиция теории естественного права: при конкуренции с позитивным правом (законодательством) неоспоримый приоритет — на стороне первого. Более того, ценность позитивного права должна определяться тем, насколько оно отражает в своих нормах дух, мотивы и цели естественного права. Если такого отражения не наблюдается, то соответствующий закон не легитимен и не вправе претендовать на статус правового, то есть отвечающего национальным интересам народа. В свете сказанного для нас представляет интерес определение естественного права, данное немецким правоведом Густавом Радбрухом. Он подчеркивал, что «есть более высокое право, чем закон, — естественное право, божественное право, короче говоря, надзаконное право, согласно которому неправо остается неправом, даже если его отлить в форму закона». По его мнению, естественное право выступает подлинным предметом философии права. В качестве такового он признавал учение не о «позитивном праве, а о правильном праве, не о праве, а о ценности, смысле, цели права — о справедливости». Учёный, которого нацисты изгнали с преподавательской деятельности, хорошо разбирался в природе неправового законодательства, ставшего основой репрессивной политики к отдельным гражданам Германии и чудовищных преступлений обуянных нацизмом немцев по отношению к другим этносам и народам мира.

Идея естественного права позволяет беззащитным людям официально обосновывать перед лицом вооружённого государства, с одной стороны, неправомерность, несправедливость действующего законодательства, а с другой, оказывать давление на государственных деятелей с целью приведения нормативно-правовых актов державы в соответствие с сутью и духом естественного права. В обосновании подобной концепции широкое распространение получило утверждение: законы хороши в той степени, в какой они являются продолжением естественного права. Естественное право выступает, таким образом, в качестве смысла, содержания, внутренней логики позитивного закона. Образно говоря, законодатели должны как бы прислушиваться к внутреннему голосу естественного права, то есть к философии достоинства человека, свободы и прав человека. Иными словами, позитивное право соотносится с естественным как форма с содержанием, предопределяется последним и не может ему противоречить. Именно в таком контексте и следует понимать Гегеля, который утверждал: «Представлять себе различие между естественным, или философским, правом и позитивным правом таким образом, будто они противоположны и противоречат друг другу, было бы совершенно неверным; первое относится ко второму как институции к пандектам». Следуя этой доктрине, легитимность любой публичной власти в итоге проходит испытание на соответствие её политики высоким канонам естественного права. Вот почему правительство любой державы при защите национальных интересов и национальной безопасности должно постоянно учитывать жесткие требования естественного права.

Для полноты картины уместно упомянуть оригинальное деление естественного права на три вида. Так, автор этой концепции, итальянский философ Джамбаттиста Вико (1668–1744) именовал первое право как Божественное Право, поскольку люди были убеждены в божественном характере всего происходящего во Вселенной. Второе право — как Героическое право, т. е. право силы, свойственное в основном диким народам. И, наконец, третье — Человеческое Право, продиктованное развитым человеческим разумом. Однако взгляды сии не получили сколько-нибудь широкого признания в истории идеи естественного права. В конце концов важны не определения и классификации — любимое занятие теоретиков права, а суть дела: человечность, доброжелательность, уважительность, предупредительность, заботливость, совестливость во взаимоотношениях между людьми, вне зависимости от того, на каком языке они говорят, где — в деревне или в городе — родились, какую одежду — с вышивкой либо без таковой — носят. Последнее, правда, абсолютно недоступно для понимания некоторых партий власти отдельных постсоветских стран, отягощенных традицией невежества, буквально, на подсознательном уровне.

Идея естественного права — безусловное завоевание и достояние западной традиции права. Западная цивилизация тем самым стала подлинной колыбелью философии прав человека.

Согласно излагаемому здесь взгляду, естественные права человека составляют ядро, основополагающий и важнейший институт естественного права. И далее речь пойдёт исключительно о естественных правах человека. Эти права в литературе также именуются фундаментальными, чем подчёркивается их значение в качестве основания, базы, опор, на которых возвышается вся мировая архитектоника Права. Они находятся вне пределов досягаемости для государства; они не могут быть им упразднены, ограничены во времени или в пространстве. Как писал Томас Джефферсон, «нет ничего, что нельзя было бы изменить, кроме врождённых и неотъемлемых прав человека». Соответственно, при конкуренции естественных прав человека и публичных интересов державы приоритет,