Хватанув стопку медовухи, Павел улыбнулся и подмигнул своим ближайшим соратникам – Окулке, Митохе, Микифору:

– Ну, что, выпьем сегодня, парни?! После баньки-то – милое дело, эх! А налей-ка, Микола Терентьевич, а?

Покатилась по столу серебряная монета, кабатчик… нет, ям-баши!.. улыбнулся, мигом послал слугу… оп – и нет денежки! Зато есть глиняные огромные кружки, кувшин с медовухой, а другой – с брагою, а третий – с пивом, а четвертый… да бог знает он с чем, все же есть чего выпить и чем закусить – много ли русскому человеку надо? Жаренная на углях баранина, заливной говяжий язык, студень нескольких видов, ячневая – с шалфеем и медом – каша, гречишные блины, квашеная капуста, рыбники, уха стерляжья, уха налимья, уха сомовая, уха…

Эх, отдышаться бы…

Выйдя на улицу, Павел вдохнул полной грудью, взглянул на заполненное сверкающими звездами небо, на пухлую луну… Черт! Обещал ведь супружнице рыбник. С чем она просила-то? Сомовик? Нет, с вязигою.

– Господин, не помешаю? – вышел из харчевни приятного вида мужчина, чернобородый, в зеленом кафтане доброго немецкого сукна, подпоясанном кожаным поясом с привешенным кошелем-калитою и небольшим кинжальчиком в красивых недешевых ножнах.

– Да нет, не помешаете, чего ж.

– Я Григорий Заславец, торговый гость.

– Меня Павлом кличут.

– Славное имя… Эх, луна-то какая. Круглая! – новый знакомец восторженно покачал головой и продолжил: – У меня тут знакомец есть, так он такой же вот круглый шар из юфтевой тонкой кожи сшил, надул дымом… Сегодня вот собрался полететь, ночью, днем-то побаивается – мало ли. Что скажут? А ночью, почитай, весь крещеный люд спит, а кто не спит, так скажет – померещилось.

Боярин пожал плечами:

– Что ж, логично.

– Я вот собираюсь пойти да посмотреть на такое чудо, – неожиданно похвастал купец. – Хотите со мной? Тут недалече совсем, рядом.

– Ну, если только рядом… – Ремезов явно заинтересовался местным Монгольфье, и в самом деле, неплохо было б взглянуть, что там за шарик?

– Совсем-совсем рядом, – настойчиво убеждал собеседник. – Очень недалеко.

Павел махнул рукой:

– Ну, тогда ладно, сходим. Только я еще с собой кой-кого возьму…

– Не, не, – неожиданно запротестовал купец, – не надо никого больше, там двор-то маленький, а знакомец мой чужих людей не любит.

– И что же, прогонит он любопытного отрока?

– Ну, разве ж только отрока, – Григорий, наконец, сдался. – Пусть будет, ладно.

– Да я быстро за ним схожу.

Ремезов отсутствовал минут пять, а когда появился вместе уже несколько отлежавшимся после княжеской экзекуции Демьянкой, торговец обрадованно потер руки:

– Ну, инда это… пошли.

Небольшая усадьба, где проживал «изобретатель», располагалась не особо-то и близко к постоялому двору, хотя и не так далеко – да здесь все было рядом. Насчитывающее примерно тысячи полторы жителей селение за отсутствием стен именовалось не городом, а просто «рядком», сиречь – торговым местом. Вовсе не порывая с сельским хозяйством, население занималось торговлей, ремеслом и всякого рода промыслами, из которых главным являлось бортничество – Богуслаевский рядок (так именовалось селище) изрядно пропах медом. Кто такой Богуслай, и почему в честь него назвали рядок, заболотский боярин, занятый гораздо более важными мыслями, к слову сказать, не интересовался вовсе.

Залитые ярким светом луны улицы казались пустынными, да и кому было нужно шататься ночью? Разве что припозднившимся пьяницам, «питухам», пробиравшимся по домам из захудалой корчмы. Целая группа таких – человек с полдюжины – как раз и обнаружилась позади путников: шатались, ругались и даже пытались петь.

– Ай, бер-реги мен мам-маняа-а-а, не то до кр-реста пр-ропьюсь!

Хорошая, верно, песня, веселая.

Впрочем, купчине она почему-то такой не показалась, и вся компания вслед за своим провожатым резко прибавила шагу.

Кроме огороженных плетнями изб, в селении имелось аж целых три церкви, все деревянные и, судя по виду, выстроенные совсем недавно. Мимо одной такой церкви как раз путники и прошли – в подворотнях лаяли псы, впереди, указывая путь, уверенно шагал Григорий, через пару кварталов свернувший налево, в какой-то узкий, сильно пахнущий навозом проулок. Пьяницы отстали и кричали где-то там, на углу.

– Вона, – провожатый кивнул на приоткрывшиеся – словно его тут и дожидались – воротца. – Пришли.

За высоким плетнем явно горел костер… нет, факелы – их держали в руках двое дюжих молодцов, нисколечко не напоминавших создателей летательных аппаратов, еще парочка таких же неулыбчивых ребятишек маячила по обеим сторонам от ворот и особого гостеприимства не проявляла. Мало того! Как только путники вошли во двор, эти двое, не говоря ни слова, тотчас же набросились на Павла с ножами…

Впрочем, боярин явно ожидал чего-то подобного, вмиг вытащив меч, у Демьянки же заиграл в руках кистень, пользоваться которым не так давно обучил парня Окулко. И научил здорово – один из нападавших сразу и повалился с разбитой башкой, второй же, опасливо отскочив, позвал на помощь факельщиков. Бросив ненужные факелы – в принципе, вполне и луны хватало, верно ведь, главное-то было – поначалу узнать, кого резать – бравые ребятушки с завидной ловкостью замахали дубинками.

Одного Ремезов успел достать мечом – парень, вскрикнув, схватился за руку, другой просто метнул свою дубинищу, да вовремя заметивший угрозу Демьян отскочил в сторону, предостерегающе покручивая кистенем.

Оп-па! Опытный воин Павел краем глаз заметил неясную, рванувшуюся из избы тень, принявшуюся натягивать лук… И получившую в лоб прилетевшей откуда-то с улицы палкой!

Тотчас же из-за плетня послышались крики:

– Мы не опоздали, боярин?

– Да нет, – Ремезов с удовлетворением глянул на возникших в воротах воинов – Микифора, Митоху, Окулку-ката и прочих – и коротко приказал хватать всех.

Завидев такое дело, лиходеи немедленно бросились врассыпную, и поймать их оказалось делом проблематичным – людишки, похоже, оказались местными и, хорошо зная селение, просто растворились в ночи, так что и не сыщешь.

Да и не особо-то нужно было искать – один, с пробитой башкой, так и не смог далеко уйти, а вот Григорий все же сбежал, сволочь.

– Ну? – сдвинув брови, Павел со всей возможной суровостью глянул на раненого оглоеда, и тот счел за лучшее не запираться.

– Человеце один, вольным слугой сказывался, нас вчера в Никодимовой корчме нанял, спросил, нет ли у кого на примете подходящего укромного дворика, да сказал, надобно, мол, прибить того, кого он туда приведет.

– И все? – недоверчиво переспросил боярин.

– Все, господине, вот те крест! – детинушка истово перекрестился на видневшуюся в лунном свете церковную маковку. – Посулил по две деньги кажному, по одной заплатил даже.