— Это верно. Я ведь её предупреждал, что положение опасное, а она теперь говорит: «Доктор не сумел предугадать возможность самоубийства» — Сказав это, Тикаки поймал себя на мысли, что начальнице зоны и главврачу абсолютно наплевать на истинную подоплёку происшедшего, их волнует только вопрос о соотношении сил между службой безопасности и медсанчастью.

Вошёл Танигути. Как всегда, швырнул на стол пук электрокардиограмм, уселся и принялся их расшифровывать, занося данные в медицинские карты. Искоса взглянул на палец Тикаки.

— Как ты?

— Спасибо. Значительно лучше. Да, кстати о Боку — утром его состояние заметно улучшилось, он перестал извергать пищу и даже вполне сносно разговаривал, но потом всё опять пошло по новой. Когда я сообщил ему, что у него язва желудка, он разозлился, стал орать: «Выпустите меня отсюда, дайте мне умереть». Окончательно вышел из себя — ну и снова — здорово!

— Короче говоря, состояние нестабильное? Да ладно тебе, не расстраивайся! Очередной рецидив, делов-то! — Танигути улыбнулся, подняв лохматые брови, и ловко отшвырнул обработанные кардиограммы. Они тут же послушно свернулись трубочками, покатились по столу и улеглись рядышком с отброшенными ранее. Как всё у него аккуратно получается, подумал Тикаки, не то что у меня. И он окинул взглядом неопрятную кучу энцефалограмм и медицинских карт на своём столе. Дел, конечно, невпроворот, но беда ещё и в том, что очень уж я несобранный.

— Интересно, Таки уже вернулся? — спросил Танигути, не отрываясь от работы. — Мне надо с ним поговорить, а то с санитарами какая-то ерунда получается. Отстранили от работы Маки, а Кобаяси говорит: «Тогда и меня увольняйте, а то мне объявят бойкот». Я-то думал, что Маки всех достал своими выходками, а оказывается, он у санитаров признанный авторитет.

— Доктор Таки в операционной, — пояснил Сонэхара. Он уже облачился в дождевик и был готов по окончании рабочего дня сразу же покинуть помещение. — Он ведь сегодня присутствовал при приведении в исполнение, после чего совсем захандрил, удалился в операционную и до сих пор не появлялся. Небось, пересчитывает свои шарики.

— Скорее всего, — сказал Томобэ. — После казни всегда выдают сакэ, мог бы пойти домой и напиться, всё лучше. А впрочем, дома его ждёт эта ведьма, сразу примется пилить. Вот он и отсиживается в операционной.

— Давайте я пойду его позову. В конце концов, санитары — наша общая проблема.

— Да ладно. — Танигути на минуту отвлёкся от работы и повернулся к Сонэхаре. — Оставьте его в покое. У него своя система.

Прозвенел звонок, возвещающий конец рабочего дня. Сонэхара и Томобэ тут же вышли. В комнате рядом зашевелились фельдшера, то и дело хлопала дверь, слышались шаги, и вдруг — всё стихло.

— Ну вот, теперь и поработать можно, — сказал Танигути. — А ты что, не собираешься уходить?

— Собираюсь. — И Тикаки посмотрел на часы. Семинар по криминологии в университете начинается в два, так что времени ещё полно. Можно сначала пообедать с Танигути в столовой. — Только сначала получу полагающийся дежурному врачу обед.

— А-а… — протянул Танигути и ущипнул себя за двойной подбородок. — Тогда пошли.

— Не повезло тебе, субботнее дежурство самое тяжёлое!

— Ничего подобного! Я хочу отпроситься и сходить в город. На сегодня намечена встреча любителей порно-фото, их собирает у себя на квартире наш бритоголовый. Это вполне безопасно, квартира-то казённая, так что на неё распространяется что-то вроде права экстерриториальности.

— Он что, давно уже этим занимается?

— Похоже на то. Я как-то в рентгеновском кабинете, в ящике стола, обнаружил кипу снимков и устроил Томобэ допрос с пристрастием, он и признался, что они собираются раз в месяц и обмениваются фотографиями. Ты не представляешь, какие у них там бывают люди! К примеру, начальник надзирательской службы Ито, главврач Титибу.

— Главврач? Да быть того не может!

— Действительно, трудно себе представить. И тем не менее наш почтенный старикан большой энтузиаст этого дела. Помнишь, на новогодние праздники он ездил в Европу? Так вот сегодняшний гвоздь программы — фотографии, контрабандой вывезенные им из Франции.

— По нему никогда не скажешь.

— Что ты, старый хрен Титибу вообще человек светский. Тебе известно, что он прекрасно катается на коньках?

— Нет. — Тикаки указательным пальцем постучал себя по лбу. Этот тучный старик, патологоанатом, хиролог, главный врач и — коньки? В голове не укладывается.

— А его учителем был этот лис — Томобэ, но, говорят, в последнее время ученик превзошёл учителя.

— Значит, на почве коньков они и сдружились?

— Не только — они ведь вместе служили в армии. И после войны бывший капитан медицинской службы пригласил бывшего лейтенанта, оставшегося без работы и с трудом сводившего концы с концами, к себе в медсанчасть рентгенологом.

Еле волоча ноги, вошёл Таки. Он вытирал мокрые руки полотенцем, судя по всему, возился с чем-то в операционной. Белый халат был застёгнут не на те пуговицы. Он заговорил первым, что бывало с ним крайне редко.

— Как ваш палец? Я приказал Маки его обработать.

— Спасибо, мне его обработал Танигути.

— Кстати, доктор, — бодро начал Танигути. — Если не ошибаюсь, вы отстранили от работы Маки?

— Не ошибаетесь.

— Как раз об этом я и хотел с вами поговорить. — И Танигути вкратце обрисовал ситуацию.

— Ну и как теперь быть?

— Кобаяси просит, чтобы его освободили от работы. Я тут пораскинул мозгами и пришёл к выводу, что с любой точки зрения Маки более ценный работник, чем Кобаяси. Что касается кардиограмм, я вполне могу обучить другого санитара. Поэтому прошу вас восстановить Маки…

— Хорошо, восстановлю, — легко согласился Таки. — С завтрашнего, нет, с послезавтрашнего дня, с понедельника.

— Спасибо. — Танигути, готовый к долгим переговорам, расслабился и вздохнул с облегчением.

— Да, кстати, сегодня у вас был трудный день. Как там прошло с Сунадой? — спросил он, и Тикаки вдруг понял, что задержался на работе именно потому, что хотел задать Таки тот же вопрос.

Услышав имя Сунады, Таки завертел головой, будто подыскивая место, где можно было бы спрятаться, потом сел на стул и нервно закурил. Затянувшись раза три, он выпустил из ноздрей две струйки дыма.

— Да плохо. Пока читали сутру то да сё, он вёл себя спокойно. Но когда наступил момент идти к эшафоту, вдруг начал буянить. А сила-то у него богатырская! Пришлось нескольким человекам держать его, пока ему набрасывали петлю на шею, вниз его тоже сбросили силком…

— Вот как… — Тикаки ясно представил себе эту ужасную по бесчеловечности сцену. Сильный, великолепно сложенный мужчина из последних сил борется за жизнь. А другие мужчины из кожи вон лезут, чтобы убить его. Стены содрогаются от душераздирающих криков: «Не хочу, не хочу умирать, прекратите…» Прекрасное в своём совершенстве человеческое тело забивают, как скотину.