Он казался куда более опасным, чем любой темный оттенок, пусть даже совсем черный.

Гальбаторикс на каждого по очереди пристально глянул своими острыми, но как-то странно застывшими глазами и сказал:

— Итак, вы явились, чтобы меня убить. Ну что ж, тогда начнем? — Он поднял с колен свой меч и широко раскинул руки, словно приветствуя дорогих гостей.

Эрагон прочнее уперся ногами в пол и поднял свой меч и щит. Радушное приглашение Гальбаторикса встревожило его: «Да он же с нами играет!»

По-прежнему не отпуская конец копья Даутхдаэрт, Эльва шагнула вперед и стала что-то говорить, обращаясь к Гальбаториксу, однако из уст ее не вырвалось ни звука, и она испуганно оглянулась на Эрагона.

Эрагон попробовал ее успокоить, связавшись с нею мысленно, но отчего-то не почувствовал ни одной ее мысли; казалось, Эльва куда-то из этой комнаты исчезла.

Гальбаторикс рассмеялся, снова положил меч на колени и с явным удовлетворением откинулся на спинку трона.

— Неужели ты, детка, думала, что я не знаю о твоих способностях? Неужели ты надеялась с помощью своей жалкой уловки сделать меня беспомощным? О, я не сомневаюсь: твои слова могли бы навредить мне, но только в том случае, если бы я их услышал. — Его бескровные губы изогнулись в жестокой усмешке. — Какая глупость! Значит, это и есть твой план, Эрагон? Девочка, которая и рта открыть не сможет, пока я ей этого не позволю? Копье, которому место скорее на стене, чем в бою? Коллекция Элдунари, выживших из ума от старости? Ц-ц-ц! А о тебе, Арья, я был о тебе более высокого мнения. Как и о тебе, Глаэдр. Впрочем, чувства, видно, помутили твой разум с тех пор, как Муртаг по моему приказу уничтожил Оромиса.

И Эрагон, Сапфира и Арья услышали мысленный приказ Глаэдра: «Убейте его!» Тон золотистого дракона казался спокойным, но под этой кажущейся безмятежностью таился гнев такой силы, что все прочие чувства меркли в сравнении с ним.

Эрагон быстро переглянулся с Арьей и Сапфирой, и все трое ринулись в атаку; Глаэдр, Умаротх и остальные Элдунари попытались подчинить себе мозг Гальбаторикса.

Но прежде чем Эрагон успел сделать каких-то два шага, Гальбаторикс, вскочив со своего бархатного сиденья, громко выкрикнул какое-то Слово. Эти звуки с такой силой отдались в душе Эрагона, что каждая клеточка его существа, казалось, задрожала в ответ; казалось, он стал неким инструментом, по струнам которого ударил умелый музыкант. И все же, несмотря на столь бурную реакцию души и тела, Эрагон не смог вспомнить и воспроизвести это Слово; оно словно растаяло в его памяти, оставив лишь понимание того, что оно действительно было произнесено и подействовало на него удивительно сильно.

Затем Гальбаторикс изрек и некоторые другие слова, но ни одно из них, похоже, не обладало могуществом первого. Впрочем, Эрагон был слишком ошеломлен и даже не пытался понять смысл его последующих высказываний. И когда на устах правителя умолк последний звук, Эрагон почувствовал, что полностью находится во власти некой неведомой силы, заставившей его остановиться, так и не завершив начатый шаг. От неожиданности он охнул и попытался поставить на пол поднятую ногу, но не смог. Он не мог даже пошевелиться — казалось, тело его вмуровано в каменную глыбу. Он мог только дышать, смотреть и, как выяснилось впоследствии, говорить.

Он не понимал: как же так? Ведь магические стражи должны были защитить его от чар Гальбаторикса. У него было такое ощущение, словно с трудом удерживается на самом краешке бездонной пропасти.

Рядом с ним Сапфира, Арья и Эльва тоже застыли — похоже, и они были точно так же обездвижены.

Эрагон, злясь на себя за то, что Гальбаториксу удалось так легко его поймать, мысленно связался с Элдунари и понял, что им не удается атаковать сознание Гальбаторикса: им противостояли слишком многочисленные Элдунари других драконов, и все эти плененные души что-то ворчали, напевали и пронзительно вскрикивали, создавая такой безумный, хаотический хор, и в голосах этих драконов слышалась такая боль и печаль, что Эрагону захотелось немедленно прервать связь, пока они и его не втянули в этот водоворот безумия. Подчиненные Гальбаториксу души драконов тоже были очень сильны; по всей видимости, когда они были живы, большинство было даже крупнее Глаэдра.

Благодаря их защите мысленно атаковать Гальбаторикса также не удавалось. Каждый раз, когда Эрагону казалось, что он вот-вот коснется его сознания, в его мысли злобно врывался кто-то из драконов-рабов и заставлял его отступать. Сражаться с Элдунари этих драконов было невероятно трудно — и в первую очередь из-за их диких, неадекватных мыслей, а пытаться подчинить себе сознание кого-то из них Эрагону и вовсе не удавалось: это было похоже на попытку удержать руками бешеного волка. К тому же этих Элдунари было куда больше, чем тех, кого Всадники успели спрятать в Своде Душ.

Но Гальбаторикс не стал ждать, когда та или иная сторона добьется преимущества в схватке; собственно, его вообще почти не занимала эта невидимая битва. Он вдруг воскликнул:

— Ну, дорогие мои, выходите, встречайте наших гостей!

И откуда-то из-за трона вышли мальчик и девочка, которые остановились но правую руку правителя. Девочке на вид было лет шесть, а мальчику — лет восемь или девять. Они были Очень похожи друг на друга, и Эрагон догадался, что это брат и сестра. Оба были в ночных рубашках, и девочка цеплялась за руку брата и пряталась за него. Мальчик, хоть и был тоже испуган, держался более мужественно. Даже сопротивляясь воздействию, которое начинали оказывать на него Элдунари Гальбаторикса, Эрагон сумел почувствовать мысли этих детей — оба пребывали в ужасе и смятении — и понял, что они настоящие.

— Разве она не очаровательна? — спросил Гальбаторикс, одним длинным пальцем приподнимая за подбородок лицо девочки. — Такие большие глазки, такие чудесные волосы. Да и парнишка — настоящий красавец! — Он положил руку мальчику на плечо. — Дети, как говорится, наше общее благословение, хоть я лично этой точки зрения и не разделяю, ибо на собственном опыте убедился: дети ничуть не менее жестоки и мстительны, чем и взрослые. У них просто пока не хватает сил, чтобы подчинить своей воле других.

Возможно, вы со мной согласитесь, а может, и нет, но вне зависимости от этого, я знаю, что вы, вардены, гордитесь собой и своей добродетелью. Вы считаете себя носителями справедливости, защитниками невинных — как будто есть по-настоящему невинные! — благородными воителями, сражающимися с неким древним злом. Ну что ж, прекрасно! Давайте испытаем ваши убеждения и посмотрим, действительно ли они таковы. Если вы немедленно не прекратите ваши попытки меня атаковать — как физически, так и с помощью мысленного воздействия, — я убью их обоих, — и он сильно тряхнул мальчика за плечо. — На самом деле, если вы как-то особенно станете мне досаждать или просто чем-то меня расстроите, я этих детей все равно убью, так что советую вам быть со мной более вежливыми и осторожными. — От этих его слов мальчик и девочка, казалось, совсем сникли, но никакой попытки убежать не сделали.

Эрагон посмотрел на Арью и увидел, что его отчаяние отражается и в ее глазах.