— Сомневаюсь, что у Сертория имеются какие-нибудь финансы, Магн, — сказал Поросенок, покачав головой.

— Ерунда! Он получил три тысячи талантов золотом от царя Митридата меньше года назад!

— Думаю, уже все потрачено. Не забывай: у него нет провинций, приносящих регулярный доход. Нет рабов, чтобы трудиться в рудниках. У испанских племен тоже нет денег.

— Да, ты прав.

Наступила короткая пауза. Вдруг заговорил Метелл Пий, словно принял решение, которое обдумывал некоторое время. Он глубоко вдохнул, чтобы привлечь внимание Помпея и Варрона, и проговорил:

— Магн, у меня идея.

— Слушаю.

— Мы только что согласились в том, что Испания обнищала, равно как и римляне. Даже финикийцы Гадеса страдают. Богатство — недоступная мечта для большинства людей, живущих в Испании. Но у меня сохранились небольшие суммы, принадлежащие Дальней Испании и находящиеся в губернаторской резиденции в Кастулоне. Они хранятся там с тех пор, как Сципион Африканский положил их туда. Я не знаю, почему до сих пор ни один из наших алчных губернаторов не взял этих денег. Там на сотню талантов золотых монет, отчеканенных зятем Ганнибала Гасдрубалом.

— Поэтому они и не взяли их, — усмехнулся Варрон. — Как римлянин сможет тратить карфагенские золотые? Сразу же возникнут вопросы.

— Ты прав.

— Итак, Пий, у тебя завалялась сотня талантов карфагенских золотых, — сказал Помпей. — И как ты намерен с ними поступить?

— В действительности у меня немного больше. У меня есть еще двадцать тысяч югеров земли по берегам Бетиса, которые Сервилии Цепион отобрал у одного местного аристократа за неуплату налогов. Земля там уже несколько десятилетий числится за Римом, принося небольшой доход в виде арендной платы.

Помпей понял, что имеет в виду Метелл Пий.

— Ты собираешься предложить золото и землю в награду тому, кто сдаст Квинта Сертория.

— Именно так.

— Блестящая идея, Пий! Нравится нам это или нет, мне кажется, что мы никогда не уничтожим Сертория на поле боя. Он слишком умен. И у него огромные людские резервы. А им все равно, платит он им или нет. Они хотят одного — увидеть конец Рима. Но вокруг любого военного лагеря или столичного города всегда роится несколько жадных людей. Предложив награду, ты развяжешь войну в стенах самой твердыни Сертория. И это будет война нервов. Сделай это, Пий! Сделай это!

И Пий сделал это. За неделю объявления были разосланы из одного конца Испании в другой. Сто талантов золотыми монетами и двадцать тысяч югеров земли по берегам Бетиса тому, кто даст информацию, имеющую следствием смерть или пленение Квинта Сертория.

Очень скоро Метеллу Пию и Помпею стало ясно, что это явилось для Сертория тяжелым ударом. Они услышали, что, когда Серторий узнал о награде, он немедленно распустил своих охранников-римлян и заменил их отрядом преданных испанцев, живших в Оске. Затем перестал водить компанию с римскими и италийскими сторонниками. Это очень обидело римлян и италиков. Как посмел Квинт Серторий допустить мысль, что предаст его именно римлянин или италик! Самым оскорбленным среди римлян и италиков посчитал себя Марк Перперна Вейентон.

* * *

Среди этой войны нервов неумолимо назревала реальная война. Действуя теперь одной командой, Помпей и Метелл Пий взяли несколько городов Сертория. Но Калагур не сдался. Серторий и Перперна развернулись навстречу врагу с тридцатью тысячами солдат и повторили старый прием Сертория: осадили осаждавших и понемногу стали уничтожать их людей. В конце концов отсутствие припасов вынудило Помпея и Метелла Пия отказаться от осады Калагура. Нечем стало кормить двенадцать легионов.

Продовольствие было постоянной проблемой из-за плохого урожая в прошлом году. А когда весна перешла в лето и солнце согревало землю, готовя будущий урожай, стихийное бедствие помешало войне на истощение, которую хотели начать Помпей и Метелл Пий. Все западное побережье Средиземного моря было обречено на голод: после скудных зимних дождей, когда весенние посевы честно старались созреть, случилось наводнение, залившее земли от Африки до Альп, от Атлантического океана до Македонии и Греции. Урожай пропал весь: в Африке, на Сицилии, на Сардинии, на Корсике, в Италийской Галлии, в Заальпийской Галлии, в Ближней Испании. Только в Дальней Испании уцелели некоторые посевы. Но и там урожай был не такой обильный, как всегда.

— Единственное утешение, — сказал Помпей Поросенку в конце секстилия, — что Серторий тоже будет голодать.

— Не скажи. Его хранилища полны еще с прошлых лет, — мрачно заметил Поросенок.

— Я могу вернуться к верховьям Дурия, — нерешительно предложил Помпей, — но не думаю, что этот район сможет прокормить шесть полных легионов.

Метелл Пий принял решение:

— Я возвращаюсь в свою провинцию, Магн. Не думаю, что буду нужен тебе следующей весной. Все, что необходимо сделать в Ближней Испании, ты сможешь сделать и сам. Там не хватит пропитания для моих людей. Но если ты сумеешь попасть в какую-нибудь из крупных крепостей Сертория, тебе удастся прокормить твоих. Я могу взять в Дальнюю Испанию два твоих легиона, чтобы они перезимовали там. Если хочешь, чтобы к весне они вернулись к тебе, я пришлю их, но если ты думаешь, что не сможешь накормить их, пусть они останутся у меня. Это будет трудно, но Дальняя провинция пострадала не так страшно, как края западнее Киренаики. Будь уверен: все, кто останется у меня, будут накормлены.

Помпей принял предложение, и Метелл Пий зашагал с восемью легионами в свою провинцию значительно раньше, чем планировал. Четыре Помпеевых легиона были сразу же посланы в Септиманку и Термес. Помпей, оставшийся с Варроном и кавалерией в низовьях Ибера (благодаря наводнению с кормом для лошадей больше не возникало проблем, поэтому Помпей направил всадников в Эмпории перезимовать под командованием Варрона), сел писать письмо Сенату в Рим второй раз. И хотя на этот раз с ним был Варрон, он не захотел ничего изменять в своем неповторимом стиле.

Сенату и народу Рима:

Я знаю, что всеобщий дефицит зерна должен иметь тяжкие последствия для Рима и Италии, равно как и для меня. Я отослал два моих легиона в Дальнюю Испанию с моим коллегой Пием. Эта провинция находится в лучшем положении, чем Ближняя Испания.

Я пишу это письмо не для того, чтобы попросить провизии. Я смогу как-нибудь поддержать моих людей. Мне все еще под силу сломить Квинта Сертория. В этом письме я прошу денег. Я до сих пор должен легионерам их годовое жалование. Я устал от этой беспомощности.

Находясь на западном краю земли, я слышу о том, что происходит в других местах. Я знаю, что Митридат вторгся в Вифинию в начале лета, как только умер царь Никомед. Я знаю, что племена к северу от Македонии охвачены волнением по всей Эгнациевой дороге. Я знаю, что из-за пиратов невозможно возить зерно из восточной Македонии и провинции Азия в Италию, чтобы помочь преодолеть продовольственный кризис этого года. Я знаю, что консулов Луция Лукулла и Марка Котту заставили сражаться с Митридатом. Я знаю, что в Риме нет денег. Но мне также известно, что вы предложили консулу Лукуллу заплатить за флот семьдесят два миллиона сестерциев и что он отклонил ваше предложение. Значит, у вас под плитами пола казны завалялись по меньшей мере семьдесят два миллиона сестерциев, не так ли? Вот что действительно меня раздражает. То, что вы цените Митридата выше, чем Сертория. Я с вами не согласен. Один — восточный монарх, чья сила — в многочисленности подчиненных. Другой — римлянин, и в этом его главная сила. И я знаю, с кем я предпочел бы драться. Разумеется, я хотел бы, чтобы вы предложили мне иметь дело с Митридатом. Я бы с удовольствием ухватился за эту работу, вместо того чтобы заниматься бездарным делом в Испании — вряд ли кто из вас вообще помнит, где она находится.