ее, переживал нежный момент, обнажая свои эмоции и сердце, в то время как другой мужчина одновременно использовал ее для удовольствия. В нашей сольной игре она часто поддразнивала меня, говоря, что единственный способ по-настоящему свести ее с ума - это если мне будет помогать другой парень.

Выпускной год был также годом, когда она переехала ко мне. Полагаю, к нам. Майк посчитал, что ситуация с общежитием провалилась, и в конце концов согласился, что, возможно, все было бы лучше, если бы мы жили за пределами кампуса. Я ухватился за этот шанс и сразу спросил Эмму, не хочет ли она переехать к нам. Мне удалось найти приличный дом недалеко от кампуса, и папа сделал то, что делал обычно, сразу купил его с намерением позже сдать в аренду. Как бы Майк ни дразнил меня по этому поводу, он не жаловался, когда я сказал ему, что он может остаться без арендной платы. Когда я пошел помочь Эмме перевезти кое-что из ее вещей из дома, ее отец разыгрывал передо мной стандартный образ крутого парня, допрашивая меня о моих намерениях в отношении его драгоценной девочки. Этот образ крутого парня исчез почти мгновенно, когда я упомянул ‘без арендной платы’ и о том, как я планировал помочь Эмме с тем, чего не покрывали ее гранты и стипендии. Эмма проговорилась, что он беспокоился о фонде колледжа Эмили ранее. Я знала, что он был слишком горд, чтобы принять прямую помощь, но то, что я помогла Эмме, тоже помогло ее сестре. К этому времени мы с Эммой были вместе четыре года и были такими же крепкими, как всегда. Мы достигли той точки, когда люди стали относиться к нам по-другому. Как бы сильно ее отец ни доставлял мне неприятности, я знал, что все это было в шутку. Он относился ко мне скорее как к зятю, чем к парню своей дочери. Мама и папа тоже были такими. Маме особенно нравилось баловать Эмму и Эмили роттен, когда мы возвращались в город на лето, выдавая свое глубочайшее желание иметь дочерей вместо сыновей.

Мы провели День благодарения с семьей Эммы и зимние каникулы сплитом. Когда я спросил Эмму, не хочет ли она пропустить Рождество в тропиках, чтобы провести его со своей семьей, она посмотрела мне прямо в глаза и сказала: “Айзек, я люблю свою семью, но не настолько, чтобы отказаться от недели в раю”. Самое лучшее в том, что у нас были деньги, это то, что нам не нужно было делать ни того, ни другого. Поговорив об этом с моим отцом, я пригласила Эмили и их отца вместе с нами.

Лучшая часть? У нас с Эммой наконец-то появилась своя комната.

То Рождество было одновременно самым странным и лучшим. Стефан принес свой обычный вкус и энергию, которые были противоположны моему отцу. Мама любила играть роль ‘мамы’ для Эммы и Эмили, пользуясь рождественскими праздниками, чтобы в очередной раз испортить их. Я думаю, что она приставала к Эмме больше, чем я, постоянно таская ее, Эмили и Лилиан в спа, на педикюр и проводя вместе ‘девчачье время’. Женщина показывала свое истинное лицо. Возможно, у нее и были сыновья, но в тот момент, когда мы привезли домой наших девочек, она выгнала нас на обочину, чтобы удочерить их. Когда я пожаловалась ей на семейном ужине на то, что она относится к девочкам скорее как к семье, чем к собственной плоти от плоти, Эмма встала на сторону мамы и сказала мне смириться с этим. Предательство глубоко ранило.

Странность возникла из-за нескольких вещей. Эмили, которой было восемнадцать и она перешла половину пути в выпускном классе, была серьезно влюблена в Джеймса. Серьезная влюбленность. Конечно, я понял. Мужчина представлял собой смесь мужской модели и супергероя из плоти. Ее превращение в рыдающее месиво всякий раз, когда он пытался завести разговор, было одновременно милым и грустным. Мне пришлось слушать, как Эмма и Лилиан вдалбливали бедняге обо всех ужасных вещах, которые они с ним сделают, если он хотя бы прикоснется к невинной девушке. Он выглядел обиженным, сказав, что понятия не имеет, о чем они говорили. Честно говоря, я согласилась с ним. Джеймс, возможно, и был мужланом, но по отношению к Эмили он был ничем иным, как настоящим джентльменом. Несмотря на то, что Эмили до боли ясно дала понять, что она была бы совершенно не против того, что между ними что-то происходит, Джеймс играл, не обращая внимания на ее намерения, и воспринимал все в значении PG.

Самым странным, безусловно, было то, что Эмма и Джеймс провели там отпуск с другой парой, проводящей там медовый месяц. Пара не знала, что это курорт, который обслуживает пожилые пары. Видя, что мы были единственными людьми их возраста на курорте, они вроде как привязались к нам. После нескольких дней знакомства с ними Лилиан узнала, что у молодоженов были свободные отношения. Она практически бросила Эмму и Джеймса на них. Все это вызвало смешанные чувства. С одной стороны, мне нравилось, как мы вшестером ускользали в уединенное место, которое мы нашли, где мы с Лилиан наблюдали, как наши партнеры наслаждаются сексом с другим человеком. Видя, как Лилиан наблюдала за тем, как Джеймс сходил с ума по "новой жене", я почувствовал к ней своего рода родственную душу. Она поняла.

Затем Лилиан заняла место Эммы, сама немного повеселившись, наблюдая, как ее парень доводит другую женщину до оргазма. Это было особенно тяжело, когда она присоединилась к Джеймсу в сексе втроем, которого я никогда не испытаю. Я был совершенно доволен своими отношениями с Эммой, но, увидев, как Лилиан и Джеймс смотрели друг на друга, даже когда они трахались с кем-то другим, понял, что это был шаг за пределы того, чем были наши отношения. Хорошо это или плохо, я бы никогда этого не испытал. Это было прекрасно, но, черт возьми, я был человеком и мог мечтать.

Я никогда ничего не говорил, но я был открытой книгой для Эммы. Мне не нужно было говорить ей, чтобы она поняла, о чем я думаю — вот почему я был поражен, когда она спросила, хочу ли я переспать с Сарой. Поскольку Эмма жила со мной в одной комнате, ее подруга переехала в комнату, которую должна была занять Эмма, и жила с нами. Все это было совершенно неожиданно, и ее взгляд сказал мне, что она абсолютно серьезна. Вероятно, это было