Добрался до машины, Виталик уже здесь топчется, ключи-то от машины я с собой упер. Забыл, кстати, обычно мы их где-нибудь у машины, в приметном месте прикапываем. В поездках на рыбалку, разумеется, ибо друг за другом не набегаешься, а угнать мою машину даже при наличии ключа весьма проблематично. Есть у меня в машине две самодельные секретки, поставленные руками двух седовласых мастеров. С этими мужиками свела меня судьба совершенно случайно. Рекламу на свои услуги они не дают, но очередь на их работу растянута на пару месяцев вперед, как минимум. Просто до пенсии эти почтенные мужи работали в неприметном почтовом ящике, который делает автоматику для космических ракет. Умелых людей профессия кормит до конца жизни.

Подогнали джип поближе, совсем близко не получилось, подлесок невысокий, но густой, а давить своим американским монстром мелкие сосны у меня не поднялась рука. Угораздило же меня перехватить у Денискиного бати это штатовское чудо с шести с половиной литровым дизельным движком. Жрет оно, конечно, немало, но по исконно русской природе ходит не намного хуже трактора «Беларусь». Ну и комфорт на уровне лимузинов представительского класса, плюс загрузить можно тонну с небольшим, что в дальних поездках – очень немаловажное обстоятельство. Так что я как купил этот необычный трактор четыре года назад, так ни на что более и не пересел.

Не спеша переоделись и переобулись, не в приличной же одежке земляными работами заниматься. Я – в ставшую уже привычной «горку», а Витальке как-то приглянулся двусторонний маскировочный костюм «партизан». Увидел его пару лет назад, купил четыре штуки и так в них все лето и рассекает. Пожевали на скорую руку, так, совсем чуть-чуть. Прихватили топор с лопатой, монтировку и неспешно направились за приключениями.

До блиндажа добрались быстро, от машины метров триста получилось, через негустой сосновый перелесок. Небольшая полянка на краю карьера обнаружилась неожиданно. Песчаная проплешина метров двадцать на тридцать без единой травинки, огороженная стройными молоденькими соснами с торчащими из песка тремя просмоленными бревнами.

Сначала искали лицевую стенку. Виталик притащил из своих инструментальных запасов длинный металлический штырь, из которого сварганил импровизированный щуп. К краю обрыва подходить не хотелось, поэтому, пока нашли дверь в блиндаж, провозились изрядно. Копать пришлось долго – пехотная лопатка у меня в машине только одна. Саму траншею, сменяясь, выкопали достаточно быстро, но потом песчаная стенка обвалилась, и пришлось расчищать площадку.

Дверь обнаружилась почти посередине выкопанной нами щели. Немного смещенная в сторону карьера, она представляла собой почти квадратный лаз, заколоченный сбитой из толстых досок крышкой, совершенно без видимых глазу петель. Потом топором, монтировкой и с помощью неизменной матери попытались отковырять эту крышку. И тут нас ждал жесточайший облом. Мало того что бревна стены были плотно подогнаны и просмолены, они были прихвачены толстыми строительными скобами, скрепляющими бревна. Вернее, сначала пробиты этими скобами, а потом густо замазаны смолевым варом, или как там называется эта густая черная хрень, которой шпалы деревянные покрывают. А сама крышка лаза оказалась прибита здоровенными гвоздями, судя по шляпкам, двухсотыми, и опять-таки обмазана этим варом.

Сказать, что мы задолбались с Виталиком, – это не сказать ничего. Провозившись пару часов и оторвав пяток скоб, Виталик сходил в машину за бензопилой. С техникой дело пошло быстрее, и еще через сорок минут проем мы все же проковыряли. Хорошо еще, никто не догадался пробить этими скобами изнутри. Без особенных затей Виталик прорезал саму крышку, она все же была тоньше, чем почти капитальная стена. Помещение оказалось небольшим, почти квадратным, абсолютно пустым и, самое забавное, с двумя заколоченными дверями, ведущими в недра блиндажа, этакий предбанник три на семь метров. Был в нем лишь небольшой столик, сколоченный из толстенных досок, да тройка сосновых чурбаков, по-видимому, заменяющих табуреты.

За стройработами мы не заметили, что на улице собирается вечер. Отчего изучение блиндажа оставили на утро, а сами решили притащить сюда газовую плитку и разбить палатку. В общем, в три захода мы притащили и продукты, и воду, и плитку, и газовый баллон, и кучу всяческих мелочей, составляющих немудреный быт вечных путешественников. Пока Виталик готовил фирменные шланги с мясом, а в просторечье макароны по-флотски, я дошел еще раз до машины, ибо оставлять в ней все три травмата и помповик было в корне неправильно. Да и неизменный чеснок с луком, обычная и ежедневная Виталькина еда, оставались пока в машине в овощном пакете вместе с огурцами. Помидоры мы с ним, по странному стечению обстоятельств, на дух не переносили.

Да, я знаю, что три травмата – это перебор, так как у человека только две руки. Мне рассказывали эту сказку на уроке анатомии в школе. Как потом оказалось, на войне у человека даже щупальца отрастают, ласты и жабры, а у некоторых особенно одаренных индивидуумов – крылья. К сожалению, те, кто не готов к такому элементарному тюнингу, остаются вечно молодыми. Подумав секунду, я все же вытащил из машины здоровенный рюкзак выживальщика, в котором лежала в том числе и моя скромная автомобильная аптечка, неизбежно сопровождающая меня в поездках по стране, а то понадобится какая-нибудь мелочь – и придется тащиться ночью в машину, сшибая сосны-маломерки.

По-скоренькому пожевав, я залез в блиндаж и попытался выбить левую дверь, без особенного, впрочем, успеха. Ногу я благополучно отбил, а дверь даже не шевельнулась. Помянув неизвестно чьих предков, я вернулся на волю, где неприятно удивился переменам. За недолгое в принципе время на улице собрался дождик. Палатка у Витальки уже стояла, но под дождем могла оказаться целая куча необходимых вещей и инструментов, живописно раскиданных по стоянке, так что пришлось собирать все это хозяйство и переправлять в блиндаж. Мне со своим почти двухметровым ростом корячиться в проеме было не сильно удобно, поэтому я собирал разложенные ровным слоем по песку вещи, а Виталик затаскивал все это хозяйство внутрь.

Тем временем ветер разгулялся не на шутку, сгибая молодые сосны и сметая накиданный нами песок. Выматерив непонятно откуда взявшуюся непогоду, мы стали судорожно сворачивать палатку. По большому счету переночевать можно было и в блиндаже. Гнилью там и не пахло, пол был ровный, из толстых, даже на первый взгляд мощных сосновых плах. Видел я такие плахи только однажды в жизни, когда мы занимались демонтажем квартиры, находившейся в самом центре Москвы, на первом этаже старинного особняка, в переулке рядом с известным всей стране домом на Лубянке. Эти плахи я упер и выложил ими дорожку позади собственного коттеджа, где они и лежали по сей день, хотя прошло уже изрядное количество лет.

На улице уже стоял невообразимый грохот, метались молнии, а дождь, казалось, сносил все на свете, так что пришлось нам занавесить проем палаткой. Стало немного тише. Ураган не стих, но перестало, по крайней мере, заносить брызги пополам с вездесущим песком. Раскатав туристические коврики и спальники и погасив налобные фонари, мы угомонились, чего не сказать про раздухарившуюся грозу. Казалось, что она стала сильнее, и я невольно передернулся, представив, что было бы с нами, останься мы на улице.