На входе в ректорский кабинет Янтарь галантно распахнул передо мной дверь. Я не упустила возможности пройтись ему по ноге, а в ответ получила болезненный рывок за косу.

— Где ваши манеры, ваше ледяное магичество? — ядовито поинтересовался он, проходя мимо ректорского стола и усаживаясь на подоконник.

— Вы их лично закопали, ваше огненное магичество, — в тон ему отозвалась я, плюхаясь в кресло для посетителей — жесткое и неудобное. Безуспешно поерзав, я забралась в него с ногами, поджав их под себя.

Нас, бывало, так называли. Огненный король и Ледяная принцесса Тароса[3]. Любой школе нужны кумиры. Янтарь им был всегда и везде благодаря яркой шевелюре и незаурядной способности лезть куда надо и не надо, а мне просто не повезло. Я настолько активно вставляла ему палки в колеса, что невольно стала, если можно так выразиться, лидером оппозиции. Двое едва ли не самых одаренных учеников потока, вечно враждующие между собой, — лучших кандидатур не найти! И пусть я временами жалела, что вообще ввязалась в это противостояние, и мечтала, чтобы Янтарь просто про меня внезапно позабыл, уступать и признавать поражение не собиралась.

Я недовольно покосилась на четкий профиль, подсвеченный голубоватым светом приближающихся сумерек. Рыжие лохмы, сверкающие огненными сполохами на солнце, глаза, словно и впрямь кусочки темного янтаря. Когда он был задумчиво серьезен, как сейчас, черты лица исполнялись возвышенного благородства — сказывалась все-таки кровь предков. Но гораздо чаще на этой физиономии можно было наблюдать язвительную бесовскую ухмылку, в которой не было ни следа благородства. Серьезно, что в нем такого, о чем можно вздыхать долгими зимними и короткими летними ночами, тоскливо глядя на луну?

А ведь вздыхают. И страшно мне завидуют, не понимая, почему я так упорно отталкиваю его «внимание». Кто внушил этим дурочкам, что дергающий за косички мальчик непременно в тебя влюблен? Отмазка для неудачниц.

Впрочем, вскоре подружки нашли этому свое объяснение. После того как, вернувшись с каникул, они обнаружили у меня на безымянном пальце помолвочное кольцо с редкой красоты бриллиантом, по всей школе разнесся слух о том, что я просто храню верность своему нареченному, и даже такой красавчик, как Янтарь, не в силах отбить меня у жениха.

Вопреки всеобщим ожиданиям сам Янтарь эту новость воспринял с равнодушной усмешкой и попыток меня «добиться» не оставил. Чем вызвал очередную волну восхищения в свой адрес и мой злобный скрип зубов.

Меня долго пытали насчет таинственной личности моего суженого. Не узнав о нем ничего, подружки тем не менее выстроили теорию насчет его невероятной красоты, сказочного богатства и доходящей до неприличия знатности. К моему величайшему сожалению, ошибались они только по первому пункту.

Дверь отворилась, впуская ректора, и мой невероятный сказочно-неприличный жених поспешно соскочил с подоконника.

— Сядь, не мельтеши. — Ректор устало махнул на второе кресло, после чего прошел к столу и уставился в окно.

Несколько мгновений он позволил нам любоваться идеально уложенными темными волосами с проблесками седых нитей, веером рассыпавшимися по плечам, и затейливыми серебристыми узорами на синем плаще, после чего повернулся и вперил в нас взгляд внимательных карих глаз.

— Ну и как это понимать?

— Он первый начал, — буркнула я, прекрасно сознавая, что объяснение выглядит по-детски, но иного найти, увы, не могла.

— Я просто сказал, что она не умеет рисовать. — Янтарь развел руками. — Чистейшая правда, между прочим, после которой вовсе не обязательно было кидаться в меня ледышками.

Лир[4]Сэндел недовольно покачал головой, не принимая за правильный ни первый, ни второй ответ.

— Вам самим еще не надоело? — в очередной раз спросил он без особой надежды услышать положительный ответ, поэтому тут же продолжил: — Ведете себя как дети малые. Первокурсники больше благоразумия проявляют, чем два взрослых выпускника. Глядя на вас, я всякий раз думаю, что совершеннолетие надо перенести с восемнадцати на двадцать один, как это было принято в некоторых королевствах ранее.

— Мне уже двадцать один, — ввернул Янтарь, разглядывая потолок с невинным видом.

— Значит, в вашем случае на тридцать! — отрезал ректор. — А вообще мог бы вести себя соответственно возрасту и подавать пример младшим! — Он махнул в мою сторону.

Я скривилась. Три года разницы имели какое-то значение лет пять назад, но точно не сейчас. Хотя лично я бы предпочла официально считаться ребенком хоть до пятидесяти, потому что в таком случае мне не нацепили бы эту гадость. Кольцо в ответ на мое движение призывно сверкнуло бриллиантом, и я раздраженно спрятала руки в рукава платья.

— Значит, так. — Не дождавшись от нас слов раскаяния и признания своей вины, лир Сэндел грозно сдвинул на переносице черные брови и вынес вердикт: — Три ночи дежурств. За каждый инцидент с вашим участием во время обходов буду добавлять по ночи.

— Но, — возмутилась я, — сейчас же подготовка к празднику Зимы, и экзамены скоро, и…

— Или я могу сообщить о произошедшем его императорскому величеству, — словно невзначай бросил ректор.

— Не надо! — в один голос выпалили мы с Янтарем.

— Вот и прекрасно. — Ректор улыбнулся нашей покладистости и тому, что упоминание Императора всякий раз производит на нас нужный эффект. — Можете идти.

Янтарь тут же вскочил, а я терпеливо подождала, пока он скроется за дверью.

— Ты что-то хотела, Льдянка? — Лир Сэндел несколько озадачился, когда я не поспешила скрыться с его глаз, как это делала обычно.

— Да, — я кивнула. — Скажите… а нет совсем никакого способа оставить меня в школе после выпуска?

Лицо ректора помрачнело. Он потер лоб кончиками пальцев, и я поняла, что уже знаю ответ, но все-таки дождалась, пока он произнесет:

— Видишь ли, лично я, несомненно, не имею ничего против. Ты прекрасно учишься, и лире Кайрис как раз нужна помощница. Юные маги не очень-то рвутся возвращаться в стены школы на условиях, которые больше отпугивают, нежели привлекают, поэтому нехватка работников у нас есть почти всегда. Но… ты же понимаешь, что ни тебе, ни мне не позволят этого сделать?

— Школа официально считается независимой от императорской власти, — пробубнила я, не столько надеясь его переубедить, сколько оттянуть момент, когда поражение будет окончательно признано.

— Считается. Официально, — согласился ректор. — А ты официально считаешься принцессой суверенной провинции, вольной творить все, что душе угодно. И как? Получается?