Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я даже не знаю, стоит ли мне тебя благодарить за такое. Ведь я не просила себя спасать.
— Мне не нужна твоя благодарность, нужна лишь уверенность, что ты больше так не поступишь никогда.
— Я уверяю, что осознала. Это было неправильно.
— Это успокаивает. Тогда скажи, чем я могу тебе помочь? Какие обстоятельства в твоей жизни? Я ничего не знаю о тебе.
— Спасибо, мне не нужна помощь, я привыкла справляться со всеми проблемами сама.
— Значит, проблемы есть точно. Может тебе нужны деньги? Или что ещё? Ты только скажи, что нужно.
— Я же ответила, что мне ничего не нужно.
— Тогда позволь я тебя провожу до дома, чтобы, не дай бог, чего не натворила ещё. Я прослежу за тем, чтобы вручить тебя родителям. Ведь тебе на вид не больше восемнадцати.
— Мне двадцать пять. И не надо меня провожать, уверяю, всё будет хорошо.
— Ну ладно, тогда я, с твоего позволения, ухожу. Я уже опоздал на работу.
— До свидания, прости, что так получилось. Из-за меня ты опоздал.
— Ничего страшного. Вот мой номер телефона, если что будет нужно, не стесняйся, звони. — Он небрежно кинул на стол визитку. На ней было написано: «Роберт Александрович».
Парень встал и пошёл к выходу. Ангелина проводила его взглядом: «Надо же, откуда он взялся? С неба что ли свалился? Таких не существует. По крайней мере, мне такие не встречались.
Высокий, жилистый, слегка смуглая кожа, карие, с тёплым блеском глаза, смотрящие, будто в самую глубину твоей души. Чёрные, словно смоляные волосы, слегка вьющиеся и не короткие, как у обычных мужчин. И одет он, как джентльмен. Серый мужской костюм, тёмно-зелёная рубашка с расстёгнутым воротничком, чёрное мужское пальто. А как от него пахло! М-м-м, просто сказка, а не парень!
Может он приснился? Да, это был сон. Кошмар, но с хорошим концом. Не иначе».
Ангелина взяла визитку, сунула в сумочку, и медленно поплелась к выходу. Она шла домой, туда, где её никто не ждал. Где вечная бытовуха, серость и мрак.
Она шла по давно знакомым местам. По дороге, которой ходила много лет. Изгибы которой знала, как свои пять пальцев. Сначала попадаются маленькие частные домики, старые, неухоженные, подворье которых ограждено деревянным, покосившимся частоколом. Вот у этого дома, с синей крышей, обязательно залает собака, охраняя свою территорию от проходящих мимо. Ещё немного пройти и будет слышен шум машин, значит уже близко федеральная трасса. Перебежишь через пешеходный переход, где вечно неработающий светофор мигает, как сумасшедший, — и ты на своём, родном районе. Одинокий фонарь, стоящий на бетонной ножке, мерцающий тусклым светом, будто подмигивает и зазывает домой. К подошве обуви прилипает грязь, смешанная с коричневыми, засохшими листьями. Хочется найти сухой асфальт, чтобы чуть её почистить, иначе невозможно идти дальше. Голые, без единого листочка, уснувшие до весны деревья, тоже не прибавляют яркости в этот скучный осенний день. И вот они, — дома, дома, дома.
Одинаковые, будто сделанные для плохого пластилинового мультфильма, одним и тем же мультипликатором. Серые, тусклые, абсолютно однотипные панельные пятиэтажки гнездились беспорядочно. Штукатурка облупилась на многих из них, что выдавало давно не видавший капитальный ремонт этих строений. Облезлые ступеньки подъездов, к тому же заплеванные шелухой от семечек и обкиданные бычками сигарет, были частенько заняты сидящими на скамейках старушками. Они промывали косточки всем соседям, что было излюбленным занятием на протяжении всего пенсионного возраста местных жителей. Не поздороваться с бабушками означало страшный грех, после которого тебя предадут анафеме.
— Здрасьте! — по инерции крикнула Ангелина.
— Здрасьте, — сквозь зубы процедили сидящие на скамейках бабуси.
— Как там твоя мама? — спросила одна из неравнодушных, очень любопытная женщина лет шестидесяти пяти. Звали её Зинаида Фёдоровна.
— Всё хорошо, не волнуйтесь! — ответила Ангелина, стараясь побыстрее забежать в подъезд и закрыть за собой дверь, чтобы избежать дальнейшего подробного разговора.
Быстро поднявшись по ступенькам на второй этаж, по инерции вытащила из кармана ключ и, вставив в дверную скважину замка, повернула. Щелчок — и вот ты дома.
— Где ты шляешься, за матерью нужно убрать?! — грубо проорал, прямо с порога мужик с обросшей бородой в затасканном пиджаке и джинсах с отвисшими коленками. На вид ему около пятидесяти — шестидесяти, весь неухоженный и вонючий, от бомжа не отличить. Только рыжая борода могла доказать, что с этим человеком у нашей героини есть генетическая связь. Ни поведение, ни лексикон, ни его внешний вид не ассоциировались с Ангелиной никак. Читатель может подумать, что это её никчёмный отец. Но нет, это её родной брат, который старше на десять лет, то есть ему всего тридцать пять.
Почему, живя в одинаковых условиях, имея одних и тех же родителей, так можно отличаться друг от друга?
Ангелина была очень чистоплотной, даже слишком. Её перфекционизм сказывался на всём, что её окружало. Постоянная уборка, готовка, стирка вручную могла бы иссушить её нежные ручки, маленькие, с тонкими длинными пальцами художника или пианиста. Она и была по сути художником, но об этом мы узнаем позднее. Девушка всегда ухаживала за собой, смазывалась маслами, кремами, благоухая, как нежный цветок полураспустившейся розы.
— Что ты вылупилась, иди убирай уже! — прокричал брат.
— А ты, что, совсем безрукий? Сам хоть раз бы убрал, — ответила грустно Ангелина.
— Я это делать не собираюсь, ты дочь, ты женщина, ты и делай.
— Хо-ро-шо.
При входе в маленькую комнатку с убогой обстановкой, в глаза бросаются яркие жёлтые шторы, на фоне которых выделяются только два предмета — старый коричневый сервант и односпальная кровать, покрытая пушистым, цвета пожухлой травы, покрывалом.
На кровати лежала старушка. Маленькая, сухонькая, сморщенная, с короткими, густыми, полностью седыми волосами. Это была мама Ангелины, парализованная после двойного инсульта и потерявшая частично память. Болезнь никого не делает краше. И некогда красивая женщина за годы лежания в постели превратилась в старуху. Так бывает, это горькая правда жизни.
Ангелина тихонько подошла к кровати и посмотрела с грустью на лежащую маму.
«Как мне больно смотреть на тебя, мамочка. Я так скучаю по твоим добрым рукам, по советам, что ты мне давала. Мне так плохо без тебя жить. Скольких врачей я обегала, сколько я пролила слёз, сколько молитв всем богам было произнесено в отчаянии. Господи, я так хотела, чтобы ты выздоровела! Я так об этом мечтала. Особенно больно слышать, когда ты меня не узнаёшь и называешь другим именем. С этим я никак не могу смириться. Я хочу, чтобы у меня была мама. Я хочу слышать слова