не для всех. Люди привыкли потреблять простое: лучше всего, если им разжуют и положат в рот. Хочешь, запишем тебе что-то коммерческое? Тыц, тыц, тыц. Такое послезавтра и не вспомнят, зато срубишь денег – сразу и много.

Джон остановился и с улыбкой посмотрел на друга. Тот всегда умел вовремя напомнить ему, ради чего все это, и почему нельзя было отступать.

– А, давай, сегодня устроим вечеринку прямо здесь? – Предложил Калвин. Он потянулся к лэптопу и настроил радио-волну. – Никуда не пойдем, наберем еды…

Не успел он договорить, как из динамиков полились первые ноты того самого хита, сделавшего буквально в одночасье простого паренька по имени Джон Н. знаменитым.

И вот так было всегда.

Что бы он ни писал, что бы ни исполнял: песня взлетала ненадолго, а потом, так и не достигнув вершины, покидала топ-чарты. Единственным непотопляемым хитом на все времена оставалась именно эта композиция, записанная на старую технику в маленькой провинциальной студии. И Джон все еще помнил это ощущение: после целого дня работы, когда была поставлена финальная точка, у всей команды возникло острое чувство – они сделали что-то особенное.

И этот чертов хит, в который была вложена частичка его души, реально порвал тогда все чарты мира, стоило ему только появиться. Но ни одна последующая композиция не подбиралась настолько близко к этому результату, и это печалило музыканта, мешало его творчеству, стопорило его в развитии.

– Я певец одной песни. – Устало качнул головой Джон.

– Тебе просто нужно проветриться. Ты устал. – Ободряюще хлопнул его по плечу Калвин и принялся дурачиться под порядком надоевший мотив.

В кармане завибрировало. Британец радостно достал телефон и с недоумением уставился на экран. Это была не она, это был его русский друг Дима.

– Хэй, Джон.

– Привет, дружище.

Он внимательно выслушал парня. Тот приглашал его на празднование Нового Года в Россию.

Четыре часа на самолете – не так уж много. И самое время бы отказаться, да аргумент о том, что нужно проведать Марию Федоровну показался британцу особенно значимым. Старушка хорошо принимала его у себя год назад на свадьбе Маши и Димы. Хоть и был он там недолго, но уж больно проникся к ней теплыми чувствами.

– Э… Эм… – Он посмотрел на часы. – Ну, о’кей. Я буду.

– У нас сейчас хорошая погода. – Добавил Дима. – Тепло. Всего минус десять. Но ты все равно надень самые свои теплые вещи, ладно? Встречу тебя в аэропорту.

– Хорошо. – Согласился Джон и бросил сомнительный взгляд на торчащие из крокодиловых туфель белоснежные носки. – Хо-ро-шо.

Сергей Романович

Всё тлен. Достать червей и плакать!

И о сверчках рыдать навзрыд.

Забыть прелестнейшую мякоть

Жрать сухой корм «привет, гастрит»!

После того, как его лесная подружка неожиданно впала в спячку, Сережа не на шутку загрустил.

«Почему я не жираф? Видел бы облака, плывущие по верхушкам сосен. Почему не птица? Мог бы облететь весь мир, вдохнуть свободу полной грудью, воспарить над городом и замереть, пикируя вниз. Так, чтобы сердечко затрепетало в груди, как крохотный жучок в банке. А перед самой землей снова взмахнуть крылом и взлететь в вышину».

Эх, было бы здорово. А так… Тяжело быть ежиком – никто не обнимет. Скучно. Обидно. Хочется собрать вещи в тряпочку, повесить их на палочку, палочку эту на плечо, и медленно уйти в туман.

А приходится тут. Мерзнуть. Сворачиваться клубочком, нос в попе греть. И даже табличку не напишешь: «Ушел в себя».

– Вот поэтому я вас и позвала. – Раздался голос хозяйки. – Грустный он какой-то стал. Все переживаю, как бы не холодно ему было. А то, сами знаете – анабиоз. Или того, что похуже – кони двинет.

«Какие кони? Где?» – Встрепенулся Романыч.

Он никак не мог привыкнуть к этим выраженьицам у людей. Особенно раздражали: «И ежу понятно» и вот эта – «Стричься под ежика». Каждый раз пугался, что кто-то придет его иголок лишать.

– Смотри, это он нам радуется. – Сказала Настя, вынимая его из клетки.

– Я не помылся, не причесался даже еще! – Пытался сопротивляться Сережка, но, увы, его не слышали.

Бесцеремонно прижали к груди.

– Соскучился он по вам. Возьмите его с собой. А?

Игорь

Игорь Рублев понимал, что напрасно тратит время. Вика все равно не будет с ним. Не потому, что любит кого-то другого. Нет. Просто Старыгина была жутко упряма. Ей хотелось, чтобы как в сказке – принца на белом коне, не меньше. А с Игорем… что с Игорем?

С ним было привычно. Они то сходились, то расходились, то ругались в пух и прах. И все равно их пути рано или поздно снова пересекались.

– Старыгина, я к тебе. – Шагнул он к ней в палату.

– Ай! – Вика спрятала лицо под одеяло.

В люксовой палате она находилась одна, поэтому парень не думал, что кто-то мог им помешать. Отчего тогда Вика пряталась? Была не одета?

– Вик, ты чего? – Он положил мандарины на тумбочку, а еловые ветки сунул в вазочку.

– Я не велела никому приходить. И вообще… я не накрашена!

– Вик. Это же я.

– Уходи, Игорек. – Всхлипнула она. – Не надо мне никого!

Парень взял вазу, набрал воды и поставил обратно.

– Просто я подумал… Тебе же одиноко, наверное. Под самый Новый Год так нелепо ногу сломать.

– А я тебе говорила, что не умею на коньках! – Взвизгнула она, отгибая одеяло.

– А я тебе руку протягивал. Сама не взяла.

– Потому что… потому что… – Вика поджала губы и отвернулась.

– Давай вместе Новый Год встречать, а?

– Не получится у нас с тобой ничего, Игорек. – Тихо прошептала девушка. – Я тебе уже сто раз говорила.

– Но ведь нам так хорошо вместе. – Он посмотрел ей в глаза. – Чего тебе еще надо?

– Встретить свою судьбу!

– Ну, и дура! – Подскочил он. – Все равно со мной будешь! Вот увидишь!

И бросился прочь из палаты.

Джастин

– Будем коптить рыбу! – Обещал отец Зои.

Но после поездки на охоту у него резко поднялась температура. Теперь он лежал прямо в гостиной и дрожал под двумя одеялами, а вся семья бегала вокруг него с лекарствами и горячим чаем.

– Хорошо хоть совсем не околели. – Причитала мать Зои. – Как уже надоела эта ваша рыбалка, охота, сети ваши, ружья. Чуть не поубивали друг друга в прошлый Новый Год.

И это дяде Мише еще повезло: его товарищ Толик попал сегодня в больницу с обморожением. Одному Зяме все нипочем – пёс нажрался тушенки и гонял, как угорелый, за зайцами.