Они перелазят через каменный забор, отделяющий парк имени Тараса Григорьевича Шевченко от харьковского зоопарка. Собственно, можно было бы спокойно купить билеты, всего рубль двадцать на брата, но юноши считают делом чести не заплатить за вход на «свою» территорию. Зоопарк — традиционное место времяпрепровождения для Эда и Генки, так же, как и для всех остальных членов «СС» — разболтанного содружества молодых людей более или менее одинакового возраста, группирующихся вокруг Геночки Великолепного. Другие члены «СС» — художник Вагрич Бахчанян, «француз» Поль Шемметов, «фриц» Викторушка, Фима по кличке «Собак». Каждый из членов «СС» отличается чем-нибудь необыкновенным. «СС» никак нельзя назвать обычной компанией молодых людей…

Августовское солнце в Харькове — беспощадно. Однако ребята в костюмах — денди-стиль, введенный Геннадием и охотно поддержанный вчерашним рабочим литейного цеха, а ныне — поэтом Эдом. Привычно переметнувшись через утыканный стеклами хребет забора, ребята приземляются в джунглях зоопарка и, лавируя между гигантскими кустами бурьяна и лопухов, орешником и другой августовской буйностью, по одним им ведомым тропинкам спускаются в овраг, проходят мимо старого дуба, растущего на самом дне оврага, и поднимаются из оврага уже возле «харчевни». Старые ее бока, когда-то окрашенные красной краской, но вылинявшие до рыжей желтизны, приветливо возвышаются им навстречу. Туфли юношей в пыльце буйно пачкающихся в августе многолетних украинских трав, тяжело оплодотворяющих грубые и мощные украинские травы противоположного пола. У Геннадия в руке сверток с бутылками. Водка. В «харчевне» официально не продаются спиртные напитки.

Карабкаясь вслед за другом по тропинке, Эд вытирает лицо платком. Время от времени их догоняет густое облако мошки, стараясь высосать как можно больше миллиграммов крови из непрерывно передвигающейся добычи. Гена и Эд активно машут руками, сигаретами, которые они курят, и отражают набег. Обливаясь потом, но невозмутимые, они выбираются на поверхность и заходят по узкой тропинке между тщательно высаженными цветами во фронт «харчевни». Как бы приветствуя их прибытие, из глубин зоопарка раздается рык тигра.

— Джульбарс, — определяет поэт.

— Султан, — не соглашается Гена.

На открытой веранде «харчевни», одинокая, что-то делает со стульями официантка тетя Дуся. Крупной женщине с вульгарным, красивым лицом лет 30, но все равно «тетя».

— Ой, хто пришел! Геночка пришел! — радостно восклицает она. Еще бы Дусе не радоваться. Денди Геннадий всегда оставляет ей такие чаевые, каких, Эд уверен, не собирается у нее за неделю подачи посетителям зоопарка яичниц, колбас с горошком, «киевских» и цыплят табака.

— Дуся, положите, пожалуйста, это в холодильник! — Генка, подражая отцу, бывшему полковнику КГБ, директору треста, обращается ко всем на «вы». Это его особый шик. И Генка не ругается, что выгодно отличает его от многих других приятелей Эда, сквернословящих направо и налево.

— Эдуарда Лимонова вы, безусловно, знаете, Дуся? — Генка с некоторой долей иронии смотрит на Эда.

— Да твой друг же был с тобой у нас, Геночка…

— Безусловно, Дуся… но с тех пор он сменил фамилию. Запомните, пожалуйста, — «Эдуард Лимонов»…

Фамилии Савенко Эдуард не менял. Просто «СС» и еще несколько ребят — Ленька Иванов, поэт Мотрич, Толя Мелехов играли как-то от безделья (сидя у Анны и Эда в комнате) в литературную игру и придумали, что они живут в Харькове начала 20‑го века, что они поэты и художники-символисты. И Вагрич Бахчанян предложил, чтобы все придумали себе соответствующие фамилии. Ленька Иванов назвал себя Одеялов. Мелехов стал Буханкиным. А Эда Бахчанян предложил назвать Лимоновым. Игра закончилась, они разошлись по домам, но на следующий день, представляя Эда в «Автомате» приятелю-художнику из газеты «Ленинська змина», Бахчанян назвал его «Лимонов». И упорно продолжает называть его так. И Генка полюбил прозвище «Лимонов». Все молодые «декаденты», появляющиеся в «Автомате», называют теперь Эда Лимоновым. Кличка прилипла, и даже Эдом Эдуарда Савенко называют все реже. Осталось — Лимонов. Вот от Леньки Иванова Одеялов — отлипло, Мелехова никто не называет Буханкиным, а он — Лимонов. Впрочем, по непонятным ему самому причинам Эду тоже нравится Лимонов. Его настоящая, очень уж обыкновенная украинская фамилия Савенко его всегда удручала. Пусть будет Лимонов.

Юноши усаживаются за стол на веранде таким образом, чтобы видеть пруд, с плавающими по нему лебедями и утками. «Харчевня» безусловно самый живописный ресторанчик в Харькове, посему Генка и выбрал его в качестве штаб-квартиры. От пруда несет чуть-чуть затхлой водой. Два рабочих лениво тащат шланг и так же лениво принимаются опрыскивать тяжелые цветы.

— Ну, чем будем закусывать, товарищ Лимонов? — Генка снимает пиджак и вешает его на спинку стула. Закатывает рукава безукоризненно белой рубашки и облегчает узел галстука.

— Может быть, цыплятами? — в голосе поэта слышна неуверенность. Он привык полагаться в этих вопросах на куда более светского, уверенного и опытного Геннадия.

— Дуся, что у вас сегодня хорошего? — обращается Генка к вновь возникшей на веранде тете Дусе.

— Ой, Геночка… еще ж рано как… — Дуся жалобно морщит лицо. — Повар еще не прийшов, мы ж в двенадцать открываемся. Могу вам пока легкую закусочку и, если желаете, яишенку с колбаской сделать. Придет повар — приготовит «киевские». — Долго и истошно вдруг кричит павлин, и, как по сигналу, кричит, мычит и воет весь зоопарк.

— Ну как, Эд, будем яичницу с колбасой?

— Будем.

— Дуся, сделайте нам по глазунье с колбасой. Каждому из шести яиц. Не на масле, но на сале, как я люблю. Подайте на сковородках. И побольше овощей, пожалуйста. Помидоры, огурцы…

— Малосольных огурчиков хотите, ребятки?

— Обязательно, Дуся, огурчиков. И пару бутылок холодного лимонаду. Запивать.

— Водочку я вам в графинчик налью, хорошо? — заглядывает Дуся в лицо Геннадию.

— Спасибо, не нужно. Теплая будет. Принесите нам сейчас по фужеру, а бутылку поставьте, пожалуйста, опять в лед, Дуся.

Официантка уходит с веранды.

— Чудесно, а, Эд? — Гена любовным взором оглядывает пруд. Сразу за прудом — вольер с павлинами. Вдалеке темнеет между клетками туша слона. Порыв ветра приносит вдруг на веранду запах навоза и тошноватый запах какого-то мускусного зверя. — Великолепно! — Красивое лицо Геночки озарено спокойным восторгом. Он ищет в жизни именно этого — красивый пейзаж, холодная водка, беседа с другом. Даже женщины для Геннадия второстепенны. Вот уже год, как в его жизни появилась красивая Нонна, которую Генка, по всей видимости, любит, но и Нонна не смогла отвлечь его от загулов в компании ребят из «СС», от поездок в загородный ресторанчик, называемый «Монте-Карло», от фланирования с Эдом по Сумской, от удовольствий бездельного времяпрепровождения. Эд Лимонов с удовольствием смотрит на своего странного друга. В Генке, кажется, нет абсолютно никаких амбиций. Он сам признавался не раз, что не хочет быть ни поэтом, как Мотрич и Эд, ни художником, как Бахчанян. — Вы рисуйте, пишите стихи, а я буду радоваться вашим успехам! — смеется Генка. Циля Яковлевна и Анна считают Геннадия Гончаренко злым гением Эда, считают, что он спаивает Эда и уводит от Анны, но это их утверждение объясняется, разумеется же, ревностью. Правда, конечно, что Эд иной раз пропивает вместе с Генкой деньги, заработанные им шитьем брюк. Редко. Но не может же он пить на Генкины деньги все время. В любом случае мизерные десятки, двадцатки, пропиваемые им с Генкой, не идут ни в какое сравнение с суммами, которые тратит Генка. И слово «пропивать» как-то не вяжется со стилем Великолепного Геннадия Сергеевича. В последний раз, когда они поехали кутить в «Монте-Карло», — загородный ресторанчик в Песочине, место загулов харьковских номенклатурных работников и кагебистов, Генка ехал в одном такси впереди, показывая дорогу, за ним катил Эд в другом такси, а еще сзади ехало пустое такси, которое Генка нанял просто так, для шика, чтоб образовать кавалькаду. В Монте-Карло в свое время, до язвы желудка, гулял Сергей Сергеевич, Генка унаследовал место от отца, персонал прекрасно знает Геннадия Сергеевича и всегда предоставляет ему отдельный кабинет. До встречи с Генкой Эд читал об отдельных кабинетах только в книгах. В Монте-Карло под окнами отдельного кабинета бродят цыплята и можно указать на понравившегося тебе цыпленка, и из него тебе сделают табака. Парадокс Монте-Карло заключается в том, что в общем зале ресторана обедают шоферы больших грузовиков. Рядом — крупнейшая автострада. А в кабинетах происходит сладкая жизнь…