дома. — Паша подсел к столу и начал разбирать вещи, среди которых Митя заметил елочные игрушки, всевозможные сладости, веревку, сложенную в бухту, ружье, патронташ и прочие вещи, лежавшие в сумках. — Мы здесь, чтобы вернуть мою дочь. Поверь, я все продумал. Для того чтобы они мне вернули ее — нужно поставить елку, нарядить ее, накрыть праздничный стол и… — мужчина запнулся, — Еще кое-что. Ты голоден? — Мальчик, поглядывая на конфеты и пирожные, утвердительно кивнул, — Тогда вот, возьми, — Паша залез в небольшой пакет и, пошарив в нем, достал ломоть хлеба и кусок варёной колбасы. Похититель протянул еду в дрожащие холодные руки мальчика, робко и опасливо тянущиеся к еде.

Пока Митя ел, Паша вспоминал разговор, произошедший недавно. Он так до конца и не понял — была ли беседа с ведьмой явью или причудилась ему, пока он был в очередном запое. Отчаявшийся отец был готов на все, лишь бы спасти свою дочь, а карга поклялась, что, выполнив условия похитителей, он может рассчитывать на воссоединение с дочерью. Требования таинственных похитителей были необычны, впрочем, как и сами похитители.

— Убитые нарожденными хотят получить маленького мальчика взамен твоей Кати… — вдруг послышался шепот в очереди к кассе. Павел осмотрелся. За ним никого не было, а впереди, за скромный набор продуктов, рассчитывалась маленькая, опрятно одетая сгорбленная старушка. Ее седые волосы были убраны в длинную косу, накрашенные ярко-красной помадой губы расплылись в доброй широкой улыбке, оголив ровные искусственные зубы. — Я тебе помогу… — обратилась она к Паше, — догоняй.

Сложив продукты в вязанку, бабка направилась к выходу. Оставив водку, за которой Паша, шатаясь, едва добрался до магазина, поспешил за ней. От разговора с ведьмой опьянение, словно колдовские чары, исчезло. Карга говорила, а мужчина внимательно слушал. Ведьма рассказала, что заброшенная деревня была основана на старом капище, где приносили в жертву нерожденных. Со временем место обрело невероятную силу, и нерожденные начали похищать детей из ближайших сел. Но с приходом людей на забытом капище была воздвигнута церковь, а следом за ней появилось и поселение. Теперь нерожденные не могут надолго приходить в наш мир, они ослабели на поверхности и могут погибнуть так же легко, как и люди.

— Убитые нерожденными хотят, чтобы ты сжёг ее! Сожги церковь! Сожги, понял? А то, не видать тебе дочку! — уста доброжелательной старушенции вдруг переполнил гнев. Она кричала, брызжа слюной, — Для выкупа девочки нужен мальчик. Нужен ребенок, не достигший восьмилетнего возраста! Мальченку сунешь в мешок и положишь под елку, которую нарядишь как положено у славян. Стол тоже накрой, они любят сладкое. Таковы условия!

После этих слов Паша очнулся у себя дома. На столе валялись пустые водочные бутылки, остатки засохшей закуски, окурки. Этой ночью выпито было много, впрочем, как и всегда. После потери дочери отец пристрастился к спиртному, но в слова пришедшей к нему в видении старухи охотно поверил, потому что знал — Катины похитители были не из этого мира.

Пока Митя уплетал угощение, Паша накрывал на стол, одновременно разговаривая с ним.

— Мить, мы далеко уехали от дома и тебе некуда бежать. Здесь, в лесу, живут медведи и голодные волки, которые не прочь поохотиться на такого хорошего мальчика как ты. Понял? — ребенок кивнул и уставился на похитителя мокрыми глазами, его лицо было перекошено в скорбной гримасе. Чтобы не разгневать незнакомца, способного на самые страшные деяния, он пытался не показывать эмоций, сокрушительной волной обрушавшихся на него. Но мальчик был не в силах сдержать слезы, ведь долгое время утопал в отчаянии и горе. — Этим я хочу сказать, что тебе не стоит пытаться сбежать, когда я ненадолго отлучусь, — мужчина протер стол от грязи, накрыл его пестрой скатертью, расставил праздничную посуду и переложил в нее сладости. Также на стол он поставил бутылку водки и стопку, а когда завершил сервировку, предупредил пленника, чтобы тот ничего не брал со стола до полуночи. Когда елка была установлена, а игрушки развешаны на ее ветвях, мужчина взял топор, канистру и направился к выходу.

— Смотри мне, Митяй! Я всё равно догоню. Попытаешься сбежать — мало не покажется! Понял? — прикрикнул он в конце, а когда мальчик горько завыл, похититель вышел из избы, хлопнув дверью.

Церковь стояла напротив неприметного деревянного колодца. За машиной его было даже не видно, но с высоты, где находился крест, можно было увидеть и сгнивший колодец, и каждую избу безымянного поселка. Дверь в церковь висела на нижней петле. В небольшое отверстие дверного проема, сквозь мрак брошенного помещения, Паша видел разруху. Трухлявые перекрытия обрушились в центр святого убранства. Темные очертания деталей интерьера было не разобрать сквозь снегопад и ночную мглу. «Так-то лучше. Не хватало мне там еще встретиться взглядом со святыми ликами», — подумал охотник и неуверенно проследовал к зданию. Похититель снял с себя свитер, бросил его на снег и, не скупясь, плеснул на него бензин. Потом обмотал свитером первую подходящую доску, которую нашел в здании, и, чтобы факел не успел прогореть, принялся быстрее поливать бензином пол, выцветший, заплесневелый иконостас, разрушенный временем алтарь и те стены, где когда-то на прихожан смотрели святые.

Когда дело было сделано, он швырнул факел в центр нефа и поспешил обратно в избу. На полпути, услышав громкий треск, грешник обернулся. В глубокий снег со скрипом упал веками возвышавшийся над поселением крест. В окнах храма появилось оранжевое зарево: огонь постепенно набирал силу, пожирая святыню. Павел невольно застыл на месте. Под завывание ветра, будто шептавшего грешнику проклятия, мужчина уставился на содеянное. В каком-то колдовском, чрезвычайно сильном пламени, за мгновение объявшем здание, погибала святая обитель. Адское пламя озарило округу. Стало светло. Снег отражал огонь, в котором, как казалось преступнику, погибала надежда пережить эту ночь. Он ощутил смятение, ужас, уныние. Беспомощный и напуганный человек стоял на коленях и, рыдая, шепотом просил прощение у Христа до тех пор, пока огонь не ослабил древесину настолько, что церковь рухнула, став догорающим пепелищем.

Акт второй. Убитые нарожденными

К полуночи изба хорошо прогрелась и, несмотря на множество прорех в кровле и щелей в заколоченных окнах, внутри было комфортно без верхней одежды. Павел посадил Митю в мешок, предварительно привязав веревкой к себе. Тянущуюся из горловины мешка веревку скрывала поверх брошенная куртка мальчика. Чтобы получше скрыть веревку, пущенную по-над стенами избы, мужчина погасил свечи, оставив лишь слабое мерцание тлеющих углей в открытой топочной дверце. Ребенок сидел в мешке тихо, как хотел похититель. Положив ружье на колени, охотник сидел, опершись о белый печной бок, не