Глава 1

1919

Но был еще один, с легкой поступью, почти невесомый человек. Он исходил множество дорог, и не на одной из них не оставил ни вмятины, ни следа. Про таких говорят: «Человек без истории».

Но история у него была. Хоть и не такая масштабная, но не менее важная.Своя, маленькая, почти не приметная история.

История одного человека, влившаяся в жизни тысячи людей.

Не знаю, что особенного было во Льве Яковлевиче Дубае, чем он выделялся из толпы точно таких же существ, как и он сам, чем указывал на себя, пребывая среди невзрачных людей в точно таком же пальто, с точно такой же сединой у висков, как обратил на себя мое внимание.

У него не было ничего, что подчеркивало бы его особенность, представляло как человека «другого сорта», более возвышенного, утонченного. Скрипка и чемодан с вещами – вот и все скромные пожитки выдающегося музыканта своего времени.

Петроград не приглашал его в самую свою глубь, не посвящал во все свои тайны, не открывал для него скрытых подворотен. Но он мог принять старого скрипача. Он мог его терпеть.

Музыкант играл с самого детства, играл произведения известнейших композиторов для заработка, и музыкой, витиеватым звучанием струн рассказывал историю своей жизни, историю жизни Петрограда – для душевного успокоения. Дубай сливался с городом, и это не делало его особенным. Напротив, всем телом вжимаясь в потрескавшееся пространство стен и арок, он становился еще более незаметным, частью камня или раскрошившегося кирпича. Тогда играл не он, играл сам город. Конечно, руками старого музыканта.

Он пробовал состоять в филармонии и даже в оркестре, но помещение стесняло его. Сжимало, брало за плечи и давило на них со всей силой, и тогда музыкант перебрался на улицу. Вернее, на улицы – у него не было постоянного пристанища или, если угодно, рабочего места, излюбленного, где-то в самой сердцевине вечно спешащей толпы. Он зарывался в самые неприметные закоулки, скрывался от всех, и только тогда выпускал на волю ритмичное биение своего сердца. Другие люди, по неосторожности, именовали это музыкой.

Но это было больше, чем музыка.

Это был он сам.

Так проходила жизнь. Менялись дворы, менялась погода, менялись случайные зрители, менялся сам Лев Яковлевич, лишь не менялась его скрипка. Она стала для него не просто музыкальным инструментом, она стала частью его жизни, частью его самого.

Настоящая история музыканта всегда начинается с истории его музыкального инструмента.

Музыкант

Новая скрипка лежала на прилавке. Она еще не подозревала о том, что скоро в магазин войдет маленький человек. Она и думать не могла, что человек прикоснется к ней, проведет своим детским пальчиком по ровно настроенным струнам, по грифу, так нежно и преданно. Конечно, она не знала, что когда-нибудь постареет, что корпус ее будет исцарапан, на талии поместится большая вмятина, не знала, что несколько раз в жизни ей придется менять струны, как, впрочем, и всем ее предшественницам. И никто вообще не знал, что скрипка проживет такую долгую жизнь.

Несомненно, если бы каждая скрипка могла знать свое будущее, то она все равно не сказала бы ни единой душе. Но она даже этого не знала.

Она просто лежала, привлекательная и отполированная, слушая (а скрипки умеют не только звучать, но и слушать), как еле слышно скрипит дверь, и как быстро по магазину перемещаются шажки маленького человека.

Восьмилетний мальчик смотрел на изящный инструмент с тайным вожделением, но и мечтать не мог о его покупке. Он плотно прижался лицом к витрине, заглядывая в нее, как в волшебный аквариум, полный сказочных существ и неизвестной живности, так, что нос его слегка приплющился, а дыхание полуоткрытого рта оставляло белые запотевшие следы на тонком стекле.

– Хочешь поглядеть?

Высокий продавец, внешне походивший на слугу-дворецкого у какого-нибудь зажиточного господина средневековья, бесшумно вылез из-за прилавка.

– Отойди от стекла, разобьешь. Я сейчас ее вытащу, и ты сможешь посмотреть.

И снова за прилавок.

Мальчик продолжал смотреть на музыкальный инструмент, но теперь уже не на корточках, как раньше, а немного пригнувшись и отойдя от предмета своего восхищения. Белый след быстро исчезал со стекла, а за ним, внутри, появились тонкие руки, аккуратно подхватившие скрипку.

На мгновение она исчезла.

А в следующее мгновение уже появилась прямо перед мальчишкой, без защиты и преград.

– А можно?

– Конечно, – продавец быстро уловил мысли юного посетителя, – конечно, ты можешь ее взять.

Мальчик потянулся к ней, робко, боязливо и, боясь подойти поближе – он стоял слишком далеко, чтобы так просто притронуться к ней. Глупо было бы сказать, что она звала его. Нет, она просто лежала выше, чем обычно, и это ее ничуть не беспокоило. В каком-то смысле мальчик желал некоего «тайного знака», но и понимал, что его обыкновенного желания владеть ею будет предостаточно.

И он взял ее в руки.

– Умеешь играть?

Конечно же, нет, откуда? Но мальчик еще долго, выжидающе и с неким волнением во взгляде следил за играющими чертами лица продавца, и только потом, понимая, что другого выхода нет, положил скрипку на место.

Нет.

Таким был его ответ, но он не произнес его вслух.

И еще раз, мысленно, с досадой:

Нет.

– Возьми ее, давай. – Настаивал продавец. – Смотри, это очень легко. Надо всего лишь положить ее на плечо. Вот так, ага. А теперь немного наклонить голову. – Он поправил подбородок «музыканта» и быстро достал что-то из-за прилавка. – А видишь вот это? Это называется «смычок». Возьми его в другую руку. Так, молодец. Теперь пальцами придерживай гриф вот здесь. – Он снова поставил ученика в правильную позу. – А смычком води по струнам. Посмотрим, что из этого выйдет.

Мальчик вздохнул.

Вжиииихр. Скриииииип.

По ушам провели наждачкой.

– Э, нет-нет-нет, дружок, – остановил его торговец, – давай-ка плавней. – Изящными пальцами он провел по воздуху, надежно сжимая в них невидимый смычок от своей невидимой скрипки. – Представь, что ты… эмм… что ты ее причесываешь.

Скрыыыыыыщз.

– Нет, погоди! Ладно. Ладно. – Длинные пальцы полезли вверх и забрались в волосы, слегка растрепав их. – Давай попробуем по-другому. Представь что-нибудь.

– Представить?

– Да, что угодно, что тебе нравится. Какое-нибудь воспоминание? Образ? Может, заветная мечта? Закрой глаза.

Мальчик зажмурился изо всех сил.

– Представил?

– Да, наверное.

– Плохо. Открой.

Он снова повиновался. Тьма расступилась и освободила место реальности, снова нарисовав перед ним магазин, многочисленные прилавки и озадаченное лицо торговца.

– Посмотри вокруг.

Он посмотрел.

– Видишь метлу в том углу?