ведь ради этого и воевали: трофеи, дроп, лут — как не назови, а смысл один и тот же — грабеж. К тому моменту разум мой был уже почти в норме, так что это словосочетание не забылось.

Я неделю следил за полком, к которому принадлежали те солдаты. Я смотрел, слушал, вынюхивал и вызнавал. И вызнал. Где эта самая полковая казна хранится, кем и как охраняется… А потом была ночь. Темная-претемная.

Ночное зрение, сверхчеловеческие чувства и сила, охотничьи навыки и бесшумность перемещений… Даже исцеляющий фактор не понадобился. Десяток бесшумно убитых солдат, сундук в мешок покрепче, мешок на плечи и деру в лес.

Искали меня долго. Потеряли еще человек пятьдесят. А потом пришли войска «патриотов», и всем стало не до казны.

Деньги.

Деньги я зарыл в лесу, тщательно запомнив место. И яму копал очень глубокую, чтобы случайно нельзя было натолкнуться. Зачем?

А куда бы я с ними пошел? Кругом война, надежных банков или безопасных мест нет. А до Швейцарии плыть и плыть.

Результат? Присоединился к другому полку добровольцев и продолжил драться за независимость Соединенных Штатов Америки, будь они неладны.

Даже как-то так получилось, что удалось удостоиться чести пожимать руку самому Вашингтону, который был у нас командующим. Правда, уж и не припомню, по какому именно поводу.

Так или иначе, а война закончилась закономерной победой Штатов. А я… в гражданской жизни себя найти не смог. Побродил недельки три, посмотрел вокруг, да и пошел в порт искать попутный корабль. Страна Великих Возможностей оказалась как-то не по душе простому русскому попаданцу.

Сперва думал было рвануть в Россию. Точнее Российскую Империю. Слава Богу вовремя вспомнил, что там в это время творилось. Примерил на себя, содрогнулся и перекрестился.

По случаю разговорился в портовой таверне с одним матросом. И он, находясь в сильном подпитии, щедро поливал мои уши байками о дальних странах, в которых побывал лично, и тех, о которых лишь слышал (причем, что к какой категории относится, в большинстве случаев и не поймешь).

А зацепило меня в его рассказе упоминание о неких сиамских боях, где бойцы дерутся за деньги, используя локти и колени. А более всего то, что они этому УЧАТСЯ!

Вот бывает же, что случайно услышанное слово, или шальная мысль, засядет в голову словно гвоздь, и сидит там, побуждая тянуться, двигаться, делать…

Вот и это упоминание пьяным матросом мастеров борьбы засело в моем восстановленном мозгу так, что и захочешь, не вышибешь.

Недели три я искал корабль. Еще пару дней договаривался с капитаном. Отдал почти все свое жалование, что выдали мне по увольнению из армии, но все же поплыл. В тот самый далекий Сиам, который, как я вспомнил из школьного курса географии и истории, в моем времени носил гордое имя Таиланд.

Несколько месяцев длилось путешествие до Бангкока, который буквально недавно перестал быть поселком Банк Маког близ острова Раттанакассин. Еще столько же я мотался по Сиаму в поисках школы или мастера, который взялся бы меня учить. Отказов получил немерено, но терпение и упертость со временем пробивают любые стены. И не даром в каноне про Саблезуба говорилось, что однажды встав на чей-то след, он не отстанет, пока не настигнет. Видимо, часть этого качества перепала и мне.

Некий Мастер Хон, после недельной осады (в конце, я уже просто стоял у него на пороге и не уходил, ни днем, ни ночью, трое суток (весь забор ему приссал за это время)), согласился меня тренировать в искустве Муай Боран.

А дальше…

Следующие двадцать лет прошли размеренно и плодотворно: тренировки, бои на арене, снова тренировки, опять бои…

Иногда мне приходилось на арене туго, когда попадались реально сильные противники, а они попадались. Иногда я специально бои проигрывал, когда мастеру за это очень хорошо платили (а что вы хотите? Жить-то на что-то надо).

А потом Мастер Хон умер. Просто умер от старости. Учить меня стало некому. Другие Мастера не брали, говоря, что мне уже самому пора учеников брать — очень уж моя звероватая рожа в определенном кругу примелькалась.

Вздохнув последний раз над могилой Мастера Хона, я снова поперся в порт.

Платить мне в этот раз было чем — пиратство в этих водах процветало. Пара наводок от пьяных матросов, пара темных-претемных ночей, и парочка пиратских логовищ оказалась «вырезана дикими зверями» оставившими рваные раны от когтей и перегрызенные клыками глотки. А вот пиратская казна исчезла бесследно.

Ловлю себя на том, что делать «нычки» вошло у меня в привычку.

Так вот, учась у одного Мастера, волей-неволей слышишь и про других. Вот и от Хона я прослышал, что на Окинаве есть некое искусство, носящее имя Пути Пустой Руки, что сразу напомнило мне-попаданцу, про карате.

Сложность была в том, что Окинава — это Японский остров, а страна эта чужаков на дух не переносит. Более того, законодательно постановила убивать любого чужака ступившего на ее берег на месте.

Была, правда, тут одна лазейка — Окинава остров ссыльных. Официальную власть там не любят.

Не буду описывать мой путь туда, приключения там, но факт в том, что нашел я Мастера. И, что было куда труднее, стал его учеником.

И снова годы пошли свистеть мимо меня в бесконечных тренировках и медитациях.

Мастер Сотама прожил дольше Мастера Хона. Он подарил мне тридцать пять лет ученичества.

В 1842 году я покинул Окинаву. Что было не просто. Ради чего мне пришлось преодолеть пару десятков километров вплавь, добираясь до вставшего на якорь британского корабля.

На нем я тайно от команды прибыл в Китай. А там как раз Первая Опиумная война с Британией и оккупация острова Гонконг.

Британцы… Я недолюбливаю их со времен Американской Революции. Да и трудновато любить тех, с кем воевал. А тут такой случай: вывоз из покоренной страны «военных трофеев», а конкретнее контрибуции взятой по Нанкинскому договору.

Хоть и было это совсем не просто: военный морской конвой — орешек крепкий. Но! Уж очень куш сладкий: полный размер вывозимой контрибуции — 15 000 000 лянов серебра, что соответствует где-то 21 000 000 долларов. Стоило за кусочек этого пирога потягаться.

Снова была темная-претемная ночь. Снова трупы. Снова мешок. Только в этот раз я одной ходкой не ограничился. Шесть сундуков с монетами и около ста человек личного состава было потеряно Британской короной за три дня моей работы.

К моей же привычке добавился еще один эпизод. И еще один схрон.

После был долгий пеший