Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я закрываю дверь и сажаю ее в кресло. Расплетаю длинную белую косу, вынимаю заколку и белый водопад, искрясь и переливаясь, низвергается вниз и его кончики касаются пола.
— Какое у тебя богатство, Тина, прямо на голове, — у меня все замирает внутри. Делю массу волос на три равные части, как она меня учила, и, захватив каждую повыше между пальцами в руку, начинаю расчесывать, а точнее выдирать.
— У тебя тут уже узлы. Ты погляди, какой клок вырвался! — Негодую я.
Она начинает вслух читать свою книжку и иногда, когда волос дергает особенно сильно, тихонько попискивает:
— Ой, больно!
— Терпи, — говорю я ей.
Потом беру ее голову двумя руками, поворачиваю к себе, наклоняюсь и целую везде: лоб, губы, щеки, глаза, шею. Она с закрытыми глазами тихонько отвечает и целует меня. Я продолжаю расчесывать дальше.
— Я сейчас усну, Петька, — жалуется она. Книжка давно выпала из пальцев.
— Спи, — говорю я и продолжаю беспощадно раздирать спутанные волосы. Они распушаются еще больше и щелкают искрами под расческой.
Как хорошо. И мне и ей. Ей никто никогда не расчесывал косу. А я тоже, никому и никогда. Может быть, от этого и хорошо.
Тина закрепляет их красивой темно-вишневой заколкой на затылке.
— Заплести тебе косу? — Спрашиваю я.
— А ты сможешь?
— Ну, попробую.
— Тогда заплетай.
Тина говорит как делать, а я старательно кручу волосы в тугую, толстую золотую косу. Потом на конце перетягиваю резинкой. Резинка яркая, розовая и мохнатая.
— Как бы нам с тобой в это кресло вместе сесть, — говорю я как бы просто так.
— Так садись я подвинусь… ах, ты хочешь так! Ну, ладно, — она вылезает из кресла и потом садиться ко мне на колени. И мы разговариваем долго, полка не наступает время идти за ее дочкой Женикой в детский садик. Женя уже большая. Ей, недавно, в феврале, исполнилось семь лет. Она очень смышленая и просто копия своей мамы. Женечка гордится своей мамой, хочет такие же волосы и вообще, хочет быть похожей на свою маму во всем. Мама называет ее Ёженькой, когда она себя хорошо ведет. А когда Женька ведет себя плохо, то зовет Евгенией. Но такое редко случается, по крайней мере при мне. Я их про себя называю «Две девчонки» и знаю, что им очень хорошо друг с другом вдвоем.
Мы с Тиной одеваемся и дворами идем за Женикой в детский сад. Там Тина ее забирает, а я жду на улице немного в стороне. На всякий случай. Потом ведет дочку в бассейн через дорогу. Сегодня Женька плавает в «лягушатнике». Я дожидаюсь Тину на остановке. Уже здорово похолодало, сильный ледяной ветер, пальцы начинают замерзать в карманах. Я не выдерживаю и захожу в вестибюль бассейна, но Валя уже идет навстречу, и мы вместе направляемся в «Оптику» за очками.
Тина страшно боится очков. Когда она их мерила вчера оправа ей не понравилась. Она никогда еще не носила очки.
Ветер все сильнее и сильнее, поэтому мы стараемся идти быстро. Вот уже и двери «Оптики» на проспекте Л-на. Заходим туда и встаем в очередь.
— А ты не забыла рецепт? — Подшучиваю я. Пытаюсь отвлечь ее от неприятных мыслей.
— Нет. Я вообще ничего не доставал из сумки. Не смейся, — она достала из серого портфельчика рецепт и отдала мне.
— Давайте, кто за заказом? — говорит женщина в белом халате из-за стойки. Я отдаю ей рецепт, и через несколько минут она выносит бумажный пакетик, а в нем очки. Валя достала их. Оправа розовая и ей кажется, что слишком яркая. Она надевает очки и, радостно восклицает:
— Ой! Все вижу! Ой, как здорово, Петька!
Эту радость просто невозможно описать. Так маленький ребенок радуется долгожданной игрушке, подаренной совсем неожиданно — он еще и не верит в то, что она его, и все же уже радуется, предвкушая, как он будет с ней играть.
Потом мы с Валей ходим по книжным магазинам, и она издалека разглядывает названия книг. Я радуюсь вместе с ней. Глядя на эти счастливые глаза невозможно не радоваться.
— А вон та книга, справа вверху? — Спрашиваю я. Валя читает название и чуть ли не хлопает в ладоши. На лице улыбка счастья и недоверия. Я прижимаю ее к себе крепко, прямо в магазине и говорю:
— Умничка ты моя, какая ты красивая. Они тебе очень идут, — я беру ее косу и показываю на мохнатую резинку, — смотри, а тут цвет точно такой же!
— Точно, — говорит она и перекидывает косу на грудь. Она гордо шествует перед полками с книгами, читая издалека их названия. Потом мы идем в другой книжный магазин.
Но, уже пора идти за Женей и выйдя из магазина на улицу, уговариваю не снимать очки. Она идет и, глядя по сторонам, восклицает:
— Петька! Все вижу! Как же я давно так хорошо не видела. Раньше человека видела, а лицо — как пятно белое. А теперь лица все издалека вижу.
— Милая Валька, — говорю я ей, — как я рад за тебя.
Из-за сильного ветра она снимает очки и прячет их в портфель. Какая она счастливая! Как мне хорошо сейчас, рядом. Дворами мы пробегаем до бассейна и начинаем прощаться.
— Может я тебя утром встречу? — с надеждой спрашиваю я.
— Мне завтра к 9:45 на работу, но надо с Женечкой сходить за справкой в поликлинику. А потом, если время останется, я тебе позвоню.
— Ну, хорошо. Я рад за тебя Валюшка. Покажи очки Женике.
— Нет, — говорит она, — Они ей не понравятся. Она хочет, чтобы я всегда была красивая, а очки, видите ли, меня испортят.
— Ну, ничего. Может, я сейчас с вами пройдусь? Мне в туже сторону.
— Ой, Петька, не надо пока еще, лучше попозже.
— Я соскучился по Женьке, — говорю я и знаю что это правда.
— Нет, Малыш, пока не надо. В другой раз.
Вижу, что ей и самой очень бы этого хотелось.
— До свидания, тогда, Тина. Счастливо.
— Пока, Петька.
— Пока.
Она уходит в бассейн, а я скорее на остановку и сажусь в троллейбус. Еду и совсем забываю, куда хотел зайти. Иду домой. Как хорошо быть с ней. Ну, что ж, теперь буду ждать утра, когда снова зазвонит телефон.
(16–17 марта 1992 год).
Уходишь ты и за тобою вслед
Стремиться мысль, душа несется,
И стынет кровь, и жизни нет!..
Но только что во мне твой шорох отзовется,
Я жизни
