Рафф провел Антонио и его семью к их местам.

– Веди себя хорошо, малыш, – прошептал он Марко, когда Лючия проходила с ним мимо.

Антонио подвинулся, чтобы пропустить Кристофера с семьей. Рафф тем временем опустился на колени, чтобы помолиться.

Солдаты Фрэнки Трентино и Кармин Барезе сидели с женами из клана Моретти слева от Антонио. Оба выглядели грубовато, с морщинистыми лицами и длинными волосами, зализанными сегодня назад. Когда они проходили по ряду, от их костюмов поплыл запах одеколона и сигарет.

– Ciao[1], – поздоровался Антонио.

Кармин, тоже ветеран итальянских войск, с трудом улыбнулся. Его лицо было изуродовано шрамами – это были следы взрыва гранаты, едва не убившей его.

Оба авторитета Моретти по очереди обняли Антонио, пробормотав соболезнования. И опустились на колени для молитвы. Народу в базилике становилось все больше, каждый, медленно минуя охрану, желал засвидетельствовать свое почтение.

Внимание Антонио привлекла небольшая суматоха у входа.

– Какой позор!

Антонио сразу узнал низкий голос – он был знаком ему не хуже, чем младенцу голос матери. Мужчина, бывший ему вторым отцом, вошел в церковь в костюме-тройке и пальто, накинутом на широкие плечи. Дон Джузеппе, старший брат Стефано и глава семьи Моретти, вступил в спор с полицейскими.

По обе стороны от Джузеппе топтались телохранители. После непродолжительных жарких препирательств могучий старый дон поднял руки, позволив им обыскать себя. При этом он продолжал бормотать себе под нос слова, без сомнения, неуместные для этого святилища и скорбного случая.

Антонио откинулся на спинку скамьи, попытавшись расслабиться. Нежное прикосновение Лючии помогло ему успокоиться, и она протянула руку, намереваясь снять с него очки.

Они встретились взглядами, поделившись друг с другом силой, которая и прежде помогала им переживать непростые времена.

Места по другую сторону прохода заняли Джузеппе и его жена. У них больше не было детей – они потеряли сына и дочь десятью годами ранее в пожаре, который должен был убить их всех. Теперь же ему предстояло похоронить и единственного брата.

Антонио кивнул, когда Джузеппе посмотрел в его сторону. Он увидел в глазах дяди глубокую боль – это был момент слабости, какой он никогда прежде не встречал в этом человеке, на котором держалась вся семья.

Взгляд дона остановился на гробе, в котором покоилось тело его младшего брата. Стефано уважали, но он был мускулами семьи Моретти, а не мозгом. Истинным титаном был дон Джузеппе, который также заседал в городском совете. О его криминальном прошлом в городе было хорошо известно, равно как и об амбициях баллотироваться в мэры, что делало его даже большей мишенью, чем Стефано.

Теперь, когда Стефано погиб, обязанность защищать главу и честь семьи ложилась на Антонио и остальных капо[2] Моретти.

Когда последние гости заняли свои места, через задние двери вошли служители храма. Хор запел гимн, а священник, невысокий мужчина с седой бородой и редкими волосами, двинулся по центральному нефу в сопровождении служек.

Он покачивал кадилом, обдавая собравшихся ароматным дымом.

Антонио обернулся через плечо, чтобы увидеть, кто пришел. Многие – все присутствующие прошли тщательную проверку – пришли выразить поддержку и отдать дань уважения.

Были здесь и люди из других кланов, включая дружественную семью Сарконе. Энцо Сарконе, капо и блестящий предприниматель, сидел в отдалении.

Их взгляды встретились, Антонио кивнул, но Энцо почти сразу отвел взгляд. Антонио снова повернулся вперед. Все, кто сюда пришел, беспокоились из-за финансовых последствий кончины отца.

Священник поднял руки, облачение было ему великовато.

– Сегодня мы собрались здесь, чтобы почтить Стефано Моретти, человека, которого многие из вас искренне любили, – сказал он. – Его жизнь оборвалась из-за бича, терзающего этот город, – бича, которому, я надеюсь и молюсь об этом, будет положен конец.

Лючия сжала руку Антонио.

Священник продолжал взывать к миру и сочувствию еще несколько минут. Антонио хотелось ответить ему, что его слова ничего не значат, что у церкви есть свои проблемы и, более того, семья Моретти была одним из главных жертвователей в городе.

Марко залез к Антонио на колени и положил голову на отцовское плечо. Устраиваясь поудобнее, Антонио заметил, что Энцо встал со своего места и пошел к выходу. Четверо полицейских вышли с ним и прикрыли за собой дверь.

Но почему Энцо уходил именно сейчас? Что за срочность могла…

Краем глаза он уловил движение в другой половине базилики, через проход, где сидел дон Джузеппе с множеством высокопоставленных мужчин и их семьями.

В свете сотен свечей Антонио заметил, что в тени мраморных колонн и статуй прохаживались еще трое копов.

Что-то было не так…

– Готовься уходить, – шепнул Антонио жене.

– Что?

– Делай, что говорю.

Антонио сделал знак Кристоферу, который тоже почуял неладное. Полицейские по-прежнему скрывались в тенях.

– Помолимся, – сказал священник.

Когда гости склонили головы, Антонио обернулся и увидел, что офицеры полиции вынули пистолеты. Один из них достал из спортивной сумки под столом пистолет-пулемет. Другой просунул цепь через ручки входной двери и зафиксировал ее велосипедным замком.

– Dio mio[3], – пробормотал Антонио. Понимание происходящего поразило его, словно пуля.

Пока все сидели, склонив головы, запел хор. Небесные голоса оборвал оглушительный треск пулеметной очереди, направленной в дона Джузеппе.

Его тело, прошитое пулями, судорожно дернулось. От скамей полетели щепки, а солдаты и члены клана Моретти повскакали с мест, но тут же упали. В считаные секунды десяток людей, рядом с которыми Антонио вырос, рухнули замертво, и их кровь растеклась по древнему полу священного храма.

Отключившись от криков и хаоса, Антонио сосредоточился на том, что было важнее всего, – на своей семье. Он должен был вывести их отсюда.

Они прошли влево по ряду, вслед за Кристофером, но когда тот бросился к выходу, Антонио схватил брата за руку и указал на алтарь, за которым прятался священник.

Оттуда же за ними следил полицейский.

Фальшивый полицейский, понял Антонио, сжав руку Лючии.

Он узнал лицо убийцы: среднего ранга солдат из небольшого, но агрессивного клана Канаваро – их врагов. Антонио окатило волной неверия.