техники. Вот такой была служба училищных, можно сказать, привилегированных офицеров. А в войсках молодые офицеры, то вообще часто даже домой не уходили на первых годах службы. Он очень нелёгкий — офицерский хлеб, и совсем несладкая жизнь. И конечно же, выбор этой профессии должен быть совершенно осознан. Идти в профессию сто́ит тем, кто готов, в первую очередь морально, к таким трудностям и беззаветно верен своей Родине — Матушке-России. Стоит ли это того? Конечно, сто́ит, потому что есть такое призвание — Свет от тьмы защищать! Так и только так поступали российские офицеры в истории нашего Государства! А православная Россия всегда была, есть и будет Светом для всей нынешней цивилизации!

Так что шесть дней в неделю — в субботу у нас был тоже учебный день — с утра и до вечера мы были загружены физподготовкой по самое "немогу". То есть до такой степени, что, бывает, только кладёшь голову на подушку, то мгновенно засыпаешь мёртвым сном. Наверное, каждый человек знаком с подобной степенью усталости. И с нами такое тоже случалось, но лишь начиная где-то курса уже с третьего. А на первом мы, порой, от высочайших нагрузок настолько были перевозбуждены, что даже часто мучительно не могли заснуть. Зато, как только на занятиях были какие-либо лекции, и в аудитории набиралось много народа — несколько взводов — то научились спать с открытыми глазами. Так себе, хочу вам сказать, навык…

К чему я так долго обо всём этом рассказываю? Да к тому, чтобы вам было предельно понятно, с какой надеждой мы ждали один выходной в неделю. К тому же это был день, когда по расписанию, о-о-чень заранее составленному в курсантских взводах, и утверждённому начальством, то до трети курсантов имели право уйти на выходной в увольнение.

Имели право, но далеко не обязательно, что оно должно состояться. Во-первых, был строгий график, который нарушать нельзя. А если ты получал неуд по какому-либо предмету, то права на увольнение лишался автоматически. А во-вторых, имелись условия для его получения: это отсутствие нарядов вне очереди, то есть взысканий, а также выполнение всех спортивных нормативов по бегу, полосе препятствий, лыжам, плаванию на уровне обязательных для нас требований (на спортивный первый или второй взрослый разряд). Это было святое…

Так вот, перед увольнением по воскресениям в курсантских ротах всегда проводилась спортивно-массовая работа, которая представляла всё тот же бег — кросс на три — пять км в весенне-осенний период, или лыжная гонка зимой — либо десять километров, либо двадцать км. И если в этих мероприятиях не уложиться в норматив, то с увольнением ты, конечно же, пролетал. Как в то время мы говорили: «Как фанера над Парижем». (Вот не спрашивайте только, почему фанера должна была летать над Парижем. Говорили, и всё! И это даже смешным казалось.)

Сбегать трёшку было не самой трудной, хотя и нежелательной в воскресенье программой. Ну, или зимой десятку на лыжах. А иногда даже в удовольствие. Но двадцать?! Пару с лишним часов снег топтать, который по пояс? Да в любую погоду? Удовольствие, скажу вам, сомнительное.

Кстати, кто занимается спортом, тот знает, что в тренировках нужны нагрузка, а затем период расслабления, чтобы мышцы восстанавливались и набирали силы. Непрерывно загружать их просто вредно. Поэтому день тренировочного процесса чередуется с днём без каких-либо существенных нагрузок, а лишь только с утренней зарядкой. Но нас тренировали, видимо, по другим методикам. И каким-то невероятным образом, через пару лет, как растеньице в пустыне на влагу, наши мышцы научились хвататься за малейшее время без нагрузки, чтобы как-то самовосстановиться, при этом оставаясь в постоянной готовности немедленно вновь принять на себя какую-либо дикую и непредсказуемую тяготень.

Так что были мы, как «неубиваемые солдаты». Но, так как человеческая природа такова, что каждый себя, даже подсознательно, любит, а значит, жалеет, то и мы, понимая, что нужна какая-то передышка и расслабление от нагрузок, искали возможности хоть немного дать себе послабление. И, к примеру, если тебе не надо в увольнение, то можно было отработать эти «спортивные праздники» без особого рвения и не стараться уложиться в норматив.

Так или иначе, но на практике это вылилось в деление нас на две группы: «группу энтузизистов» и «группу здоровья». Эти группы к концу обучения делились в пропорции один к четырём, то есть на пять человек энтузиастов, били двадцать человек группы здоровья.

В первую группу входили самые «правильные» курсанты — «комсомольцы и отличники», как ёмко было дано определение такой категории людей в одной известной комедии, а также «истинные спортсмены», которые просто уже не могли себя нормально чувствовать без мощной ежедневной нагрузки. А во вторую — все остальные, которые не сказать, что были плохими курсантами, или лодырями, но были не столь фанатичны в выполнении всех установок. К тому же фактически уже сами были без пяти минут, как говорится, лейтенанты. Тем более что умом понимали: главная наша задача — быть в постоянной хорошей физической форме. А для этого «технически» из-за особенностей мышечной работы просто необходим разгрузочный день, расслабуха.

Наш зимний кросс на двадцать километров обычно проводился в крупном массиве очень красивого леса.

Утром по воскресениям, мы получали свои лыжи, которые хранились в специальном помещении, и, взяв их на плечо, топали с ними к месту старта.

Лыжи — это громко сказано. Мы их называли «гробы», потому что это были специальные армейские лыжи, чем-то похожие на охотничьи снегоступы: такие же широкие, но в отличие от них, ещё и толстые. В них можно было наступить на широкую проталину ручья или речки, полынью или даже какую-либо глубокую расщелину или вражеский окоп, и не бояться, что лыжи сломаются под твоим весом, включая оружие, броник и снаряжение, и двигать спокойно дальше. Это были очень увесистые приспособления, на которых пройти двадцать километров, всё равно что пробежать шестьдесят на беговых лыжах.

Но мы — племя молодое и по-хорошему бесшабашное — нашли способ получить от этого массу удовольствия. Мы добросовестно и воодушевлённо, резво махая палками и задорно пыхтя, очень прытко начинали бег до первого поворота в лесу. А затем, всей этой нашей «группой здоровья», спокойным шагом, не напрягаясь, уходили в глубину леса км на полтора, и там, на уже давно разведанной, своей полянке, где было кострище и лежали удобно заваленные стволы