легендарную картину Шепсинской киностудии — культовый фильм «Назад в будущее». Изобретатель взялся за знаменитый ховерборд — летающую доску на магнитно-левитационной подушки. Дело продвигалось медленно и печально. Задорная розово-белая расцветка, совсем как в кино, никак не помогала ховерборду удержаться в воздухе. Иван чувствовал, что ему катастрофически не хватает инженерных знаний. В этих сверхпроводниках сам черт ногу сломит.

Эх, надо было после окончания гимназии поступать в университет, на инженера-строителя марсианских колоний, как он и планировал изначально. И зачем только он согласился на съемки в том дурацком фильме, который потом даже не вышел на экраны? И в актерской карьере не преуспел, и изобретатель из него, прямо скажем, так себе. Ни одного работающего аппарата, одни жалкие, неоригинальные идеи.

Иван оглянулся по сторонам. Неужели ему так и придется всю жизнь ютится в этой крошечной имперской квартирке? Имперской — значит, бедненькой. Безработным жилье предоставлялось бесплатно, за счет Государыни. Здесь не было даже банальной Скатерти-Самобранки, представлявшей собой стол с автоматическим приготовлением еды по заданному меню.

Иван со злостью зашвырнул неудачную доску в дальний угол гостиной и отправился на кухню за бутербродом. Государственное пособие он тратил на покупку всевозможных приспособлений для своих разработок, потому в питании приходилось себя ограничивать. Мясо он был вынужден есть самое простое, от обычной коровы. Ну не мог он себе позволить витаминизированную говядину, выращенную по особой технологии в пробирке! Булка тоже была глупой, пшеничной — и это в то время, когда вся страна уже перешла на хлеб из трансгенного зерна, сочетающего в себе пользу киноа, моркови и витамина Д.

— Я неудачник, — строго сказал Иван надкусанному бутерброду. — Нужно это признать и изменить свою жизнь. Сколько уже можно себя обманывать? Семь лет после гимназии — коту под хвост. Все вокруг меня добились успеха. Даже тот же самый кот — вон, в Думе заседает.

Он с тоской уставился в экран телевизора, где ведущий с умильным видом рассказывал о взметнувшейся популярности «нашего любимчика, мимимишного кота-депутата, вы только посмотрите, дорогие зрители, какая у него прелестная бабочка с гербом Империи, двуглавым орлом».

— И тут не везет: новости политики, чтоб её, — буркнул Иван, дожевывая невкусный бутерброд.

Ведущий тем временем принялся анализировать шансы Партии Традиционалистов, выдвинувшей для участия в ближайших выборах малосимпатичного сердитого пенсионера с моноклем:

«Кандидату от Традиционалистов предстоит бороться с серьезным противником: лидером Партии Прогресса госпожой Новой Евой. Вы, конечно, помните ее феерическое появление на политической арене. Страдая всю жизнь от клинической депрессии, она согласилась на экспериментальную операцию по вживлению в мозг стимулирующих усиков. Усики реагируют на снижение в крови уровня эндорфина и в нужный момент начинают щекотать отдел мозга, ответственный за производство гормона счастья. Теперь госпожа Новая Ева — самая спокойная и уравновешенная женщина на земле, для нее нет стрессовых ситуаций. Чем больше напряжение, тем больше она улыбается, а в политике улыбка — главный капитал. Как вам известно, предвыборная программа Партии Прогресса базируется на полной легализации операций по улучшению личности, проводимых ныне лишь по определенным медицинским показаниям и запрещенным для простых граждан. То есть вы, дорогие зрители, не можете вот так запросто явиться с улицы в клинику и заявить: «Я хочу такие же усики, как у Новой Евы, а то что-то мне грустно». Нет, вы должны иметь многолетнюю историю неизлечимой хандры. Представители Партии Прогресса уверены, что право на свободное улучшение личности должно быть занесено в Конституцию Империи наряду с правом свободы слова… Вообразите, какую потрясающую музыку будут исполнять дополненные пианисты, улучшенные скрипачи. Кстати, известнейший альтист Данилов выступил сегодня с заявлением о поддержке программы Партии Прогресса… А какие безупречные операции смогут проводить дополненные хирурги!..»

— Может, мне тоже вживить себе в мозг какую-нибудь дрянь? — задумался Иван. — Только не усики дурацкие, а какую-нибудь микросхему, на которую записан весь университетский курс по специальности «Инженер-строитель марсианских колоний». А там, глядишь, раз-два, и я на Марсе… Деться бы куда-нибудь с этой дурацкой Земли…

В студии новостей между тем разразилась ожесточенная дискуссия по поводу права на улучшение личности. Приглашенный эксперт, ярый противник дополнения человека чем бы то ни было, даже и простыми зубными протезами, утверждал, что если так дальше дело пойдет, то недалек тот день, когда на российский престол посадят специально выращенного для этих целей императора, чтобы примитивные человеческие слабости не мешали монарху величайшей страны руководить народом. Неужели, вопрошал зануда-эксперт, неужели вы хотите, чтобы четырехсотлетнее правление Дома Романовых закончилось так бесславно? Неужели конец эпохи Романовых придет с такой неожиданной стороны? Неужели напрасно наши Императоры последние сто лет поощряли развитие технологий, и эти же технологии их и погубят?

Потом ведущий начал нести какую-то чушь про космический парус-отражатель, а у Ивана зазвонил видеодомофон. В экранчике появилось смутно знакомое лицо: темноглазый озабоченный дядька со спутанной бородой, в мятой черной рясе. На шее у дяди красовалась тяжеленная золотая цепь с крестом.

Патриарх Доброжир, вспомнил Иван. Они познакомились полгода назад на съемках дрянного дешевого фильма по заказу РПЦ. Иван играл там какого-то третьестепенного апостола. Доброжир запомнился ему своей вечной тревожностью.

— Святой отец? — с удивлением сказал Иван в домофон. — Вы ко мне?

— Впусти меня, сын мой, это важно, — потребовал Доброжир, наклоняясь к домофону. Святой нос-картошка занял весь экран.

Иван пожал плечами и открыл дверь.

Патриарх сразу же принялся метаться по тесной квартирке, сметая рясой всё на своем пути: недопаянные микросхемы, обломки первого ранца, банки с розовой краской для ховерборда.

— Сын мой, — твердил он, — сын мой, тебе предстоит самая важная за последние две тысяч лет миссия. Русская православная церковь нуждается в тебе, сын мой.

— Да что случилось-то, господин Доброжир? — никак не мог понять Иван, безуспешно пытаясь отчистить розовую краску с проженного дивана.

— Ты избран, сын мой.

Доброжир наконец остановился. В его открытые сандалии с дивана капала розовая краска, но он, похоже, ничего не замечал.

— Ты избран — чтобы стать херувимом.

Он сделал многозначительную паузу.

— Ты избран — чтобы стать посланцем небес. А точнее, моим посланцем, но это в данном случае неважно, моими мыслями и действует руководит Господь.

Иван растерялся. Ничего подобного он не ожидал. Максимум — что Доброжир попытается продать ему свою золотую цепочку, чтобы купить себе нормальные ботинки. Холодно в апреле в открытой обуви. Но тут, кажется, запахло чем-то грандиозным.

Доброжир, воздев руки к закопченному потолку (последствия неудачных испытаний реактивного ранца), торжественно изложил Ивану суть своего сомнительного предложения.

Русская православная церковь оплатит Ивану операцию — тайную, разумеется — по пересадке крыльев. Ну