неистовствовал. Видимо, лабиринт совсем опустел, и тварь голодала. Прижавшись друг к другу на лежанке из вонючего тряпья, они сидели и слушали рев и топот. Где-то вдалеке. Но все равно, выходить пока не стоило. Еще в первые дни Коля научил ее, что главное — не бояться. Тогда бык не учует. Она и не боялась. Таня наконец вспомнила, где видела его куртку, сразу зацепившую ее взгляд. Да и самого Колю тоже узнала.

Екатерина Орлова, двухтысячного года рождения, пропала в мае. Тогда ее искали всем домом, многие из их огромного человеческого муравейника и перезнакомились на этих поисках. И конечно, территорию бывшего завода «Самсон» волонтеры прочесали тоже. Когда-то это был второй по величине завод в стране. Назывался он в тогдашнем духе витиевато — «Ленинградское ордена Ленина и ордена Трудового Красного Знамени производственное объединение мясной промышленности имени С. М. Кирова». Бренд кто-то выкупил в нулевые, а от завода остались лишь циклопические развалины по соседству рядом с разноцветными новенькими многоэтажками, да огромные бронзовые быки у ворот.

Нам повезло, что мы в тот раз не наткнулись на мозаику, в который раз подумала Таня.

Тогда я оказалась бы здесь гораздо раньше…

Екатерина была девушкой веселой и яркой. Не каждой придет в голову носить грубую байкерскую кожанку, расшитую нежными маками. У нее было много друзей и знакомых, и они действительно горевали по Кате. Пропажа Николая Вострецова, две тысячи седьмого года рождения, не привлекла такого внимания. Мать его работала два через два, и заметила исчезновение сына не сразу. К тому же, началось лето, и многие уже просто уехали из города.

Таня бездумно смотрела, как кружатся пылинки в солнечном луче, падавшем из узкой пробоины под самым потолком. В стенах лабиринта иногда попадались такие проломы. Обычно они вели в соседний зал, но Катя в свое время выбрала закуток с вентиляцией — эта дыра вела наружу. Благодаря этому подростки не только дышали более-менее чистым воздухом, но и могли вести счет дням, если бы захотели. В дыру то заглядывало солнце, то падала тьма, а то и сочился дождь. А скоро, безумно хихикнув, подумала Таня, я увижу, как меняется и время года… в отдушину будет задувать снежинки, и воду будет добывать гораздо легче. Но окна всегда были слишком высоко, чтобы добраться до них. Почти всегда.

Из лабиринта не было выхода.

И вдруг что-то распрямилось в ней, какая-то пружина.

— Коля, — сказала Таня. — Но нельзя же вот так сидеть. Если есть вход, есть и выход.

Парнишка встревожено заворочался на своей лежанке.

— Ты становишься как Катя, — пробурчал он. — Она тоже так говорила, а потом ушла. Сказала, что все придумала, что заманит быка в ловушку…

Сегодня Тане думалось на удивление легко и ясно. То, что быка нельзя убить, она уже знала. Видела кровавые разводы на стенах и мягкие, жуткие и отвратительные кучки на лестницах и в заваленных хламом залах. Больше от тех, кто столкнулся с быком лицом к лицу, ничего не оставалось. Таня и Коля подбирала из валявшихся рядом с останками рюкзаков крекеры, гамбургеры, пиво. Желающих устроить пикник в развалинах завода находилось много.

— Нужно добраться до той фрески на стене, — сказала она. — В конце концов, ты же попал сюда, когда потрогал ее, верно?

Она встала перед глазами Тани, как наяву. Это была не фреска — Таня уже начинала путать слова — а мозаика. Разноцветные кусочки кафеля, собранные в сложную картину. Осколок давно забытой эпохи, когда стены любили украшать фундаментальными изображениями — подражая другой, гораздо более древней империи.

Панно раскинулось на всю стену — длинную, но невысокую, чуть больше человеческого роста. Местами в изображение вклинивались пустые проемы дверей и выходы вентиляционных труб. Кое-где кафель осыпался. Сильнее всех пострадали трое обнаженных мужчин, которые кидали в быка камнями или грязью. Часть их компании оказалась в нише, где стена начала оседать. Ее грубо укрепили стальными стяжками, но изображение в той части погибло полностью.

Красно-черный бык, наклонив голову, бежал на мужчин в синих рубашках. Те были готовы к встрече — в руках у них были копья, один опустился на колено и целился в быка из лука. Сзади быка настигали два всадника с копьями. Несколько неожиданно для зрителя, словно преследуя всадников, за ними бежало трое или четверо оленей. Становилось непонятно, кто здесь охотник, кто добыча.

Участь быка казалась очевидной. Но на его черно-красной морде и в единственном глазу сияла насмешка и уверенность в себе.

Коля сел.

— Леша трогал, — сказал он. — Я просто рядом стоял.

— Леша?

Коля в затруднении дернул плечом.

— Он из какой-то другой компании. Я его не очень знал.

И тут вспышка воспоминания озарила Таню.

— Белобрысенький, — процедила она сквозь зубы. — Рубашка синяя, в мелкую клеточку…

— Да, — несколько удивленно ответил Коля.

— Это он предложил прогуляться на завод? Сказал, что покажет что-то интересное, верно?

Коля потер лоб.

— Да, вроде. Да, точно он!

— Вот же скотина, — пробормотала Таня.

Коля пожал плечами и принялся снова устраиваться на лежанке.

— Мы теперь все равно здесь. И нам еще повезло, — сказал он.

Таня вздохнула.

— Картинка находится в другой части лабиринта, — сказал Коля. — Чтобы пробраться туда, придется идти прямо мимо быка. У него тоже есть логово, и оно прямо у единственного прохода к той картинке на стене. Он чутко спит. Мы не пойдем.

* * *

Не так уж чутко он и спал. Возможно, тоже начал слабеть от голода.

Они уже давненько не находили в коридорах новых растерзанных тел. Не стало разнокалиберной еды и питья, которые ребята обычно подбирали рядом с телами. Коля устроил сток с батареи, чтобы собирать воду. Таня нашла в кармане позабытый носовой платок и сделала из него фильтр. Так что воды худо-бедно хватало. Таня вспомнила бабушкины рассказы и начала делить остававшуюся еду на дневные порции, а те — на еще более крохотные кусочки, которые надо было съесть в течение суток. В школе рассказывали и про другой способ, благодаря которому людям удалось выжить во время блокады. Классная с омерзением поджимала губы, описывая его. Тем не менее, Тане он был известен. Она полагала, что им удастся протянуть еще долго — если она придумает способ как-то обработать старое, уже порченое мясо, разбросанное по всему лабиринту.

Но в конце концов проскользнуть мимо огромной туши, от чьего хриплого дыхания сотрясался коридор, оказалось просто — гораздо проще, чем уговорить Колю хотя бы объяснить дорогу в зал с мозаикой. У них не было никакого внятного