— БАХ! — Выстрелил пулемёт.

У Миши вместе с выстрелом полуоткрылся рот, согнулись ноги в коленях, из-под руки на землю посыпались собранные пакетики сахара.

— Блин, промахнулся, ё-пэ-рэ-сэ-тэ! — Выкрикнул я и демонстративно принялся передёргивать затвор. — Подожди, я сейчас перезаряжусь!

Слово «подожди» Миша воспринял как команду «на старт, внимание, марш!». Он выпучил глаза и метнулся с минного поля вверх по склону. В порыве реализации инстинкта самосохранения, Миша рвал из-под себя землю, перепрыгивал через скалы и совершал полёты, достойные чемпиона мира по бегу с препятствиями. Мой незаряженный пулемёт только клацнул закрывающимся затвором, а Миша уже преодолел пространство минного поля и ввалился на пост через бойницу АГСА.

После сданного им норматива по бегу с препятствиями, мы долго ржали вдвоём и показывали друг на друга пальцами. А потом я проснулся после отдыхающей смены и обнаружил свой пулемёт, стоящим на прикладе в людном, самом видном месте. На стволе боевого оружия красовалась алюминиевая солдатская ложка, привязанная проволочной растяжкой в качестве штыка.

Развлечений на горе Зуб Дракона было немного, поэтому все пацаны гарнизона с нескрываемым удовольствием бегали по территории поста, пересказывали в устной форме приключения, которые устраивают друг другу два закадычных товарища. Каждый боец считал своим долгом заглянуть к нам на Третью точку и высказать в мой адрес какую-нибудь особо ценную мысль.

— Димон, фу-у-у-у, а ты, оказывается, на самом деле — парашник! — Это была самая вежливая подколка, которую в мой адрес отпустили пацаны. Потому что к пулемёту штык устанавливать не предусмотрено заводом-изготовителем. А мой пулемёт стоял со штыком, да ещё в виде ложки. Чего я только в тот день не наслушался! Как только не обзывали моё оружие! И «харчемёт». И «жрачкомёт». И «фаршемёт». И ещё полдюжины гадских сочинений.

Конечно же, я не догадался какая носатая ехидная «хохольская» морда это организовала. Во всяком случае, сделал вид, будто не догадался. А когда пришёл черёд Гнилокваса уснуть в СПСе с открытым ртом в нелепой позе, я взял лопату и выкопал ямку ровно в середине помещения Третьей точки, рядом с доской, подпиравшей маскировочную сеть. Затем разулся, сложил полусапожки в образовавшуюся ямку и замаскировал их песком. После взял Мишины госпитальные тапочки, непредусмотрительно оставленные снаружи СПСа, и прибил гвоздями «стописятками» к доске. Доску положил на песок и присыпал таким образом, будто тапочки стоят на ровном месте просто сами по себе. После я начал терпеливо ждать.

Ждал я долго. До тех пор, пока Манчинский не разбудил Гнилокваса и не сказал, что для него отдыхающая смена «законьчилься». Миша выбрался из отдыхательного СПСа, зевнул, сладко потянулся, привычным движением сунул ноги в тапочки. В этот момент земля у него поменялась местами с небом, Миша, с поднятыми кверху руками грохнулся носярой вниз, на песок нашего помещения.

Присутствующие дружно заржали, хотя ничего не поняли. Миша приподнялся, встал на карачки, начал водить осоловелыми глазами по ржущим рожам пацанов.

— Что это было? — Молча вопрошало лицо Гнилокваса.

В ответ на немой вопрос пацаны принялись сочинять такие же противные глупости, как про мой «фаршемёт». Кто-то сквозь ржачку выкрикнул, что Миша покатался на горных гвозделыжах, другой остряк предположил, что Миша сделал тапки на шпильках и отработал строевой шаг на деревянном полу. Орёл заявил, что Миша создал горнострелковые «когти» для лазанья по деревьям. Потом в ход пошли мысли про лазанье «на когтях» по скалам, ледникам и даже по помойкам.

После окончания «спектакля» с тапками на шпильках, пришла моя очередь отдыхать, и я удалился на два часа в СПС. Пока я «ночевал», Миша собрал со всего Зуба Дракона полусапожки с узлами на шнурках и прибил их такими же «стописятками» к ящику, наполненному гранатами. Узлы на шнурках ему понадобились из-за того, что я был раздолбай и вместо того, чтобы зашнуровывать полусапожки, брался за концы шнурков и начинал выпрямлять накачанную об горы ногу. Периодически шнурки рвались, я связывал место обрыва и продолжал тянуть за концы. Миша знал эту мою разгильдяйскую особенность, поэтому собрал со всего Зуба Дракона полусапожки с узлами на шнурках. Для пущей верности. Чтобы не промахнуться.

Два часа для меня пролетели незаметно, Манчинский подал команду «кончай ночевать», я выполнил её и выполз на карачках из СПСа. Миша сидел на снарядном ящике и потирал от нетерпения ладони.

— Ну, ладно, — подумал я, — пусть потирает. Дым из них не пойдёт, джин из того дыма не вылезет и никаких сказок с добрым концом для Миши сегодня не будет.

С этими мыслями я подполз на карачках к доске, подпиравшей масксеть, сел штанами на песок, откопал ямку и вынул из неё полусапожки с узлами на шнурках.

Пока я вытряхивал песок из своей обуви, Миша демонстрировал всем присутствующим как выглядит Разочарование. Нижняя челюсть у него медленно сползла на верхнюю пуговицу гимнастёрки, плечи сжались, ладони вопросительно направились к небу.

— Погоди-погоди, голубок! Сейчас ты покажешь нам как выглядит Ужас! — подумал я, обулся, привычным движением затянул шнурки, влез на большой камень, чтобы громче было, и заорал со всей дури в сторону Первой и Второй Точек:

— Эй, пацаны! У кого Гнилоквас стырил полусапожки — канайте все на «Третий точка». Он сейчас их выдавать будет!

После этих слов Миша изобразил своим лицом УЖАС. В долю секунды, его, с перекошенным хлебалом, сдуло со снарядного ящика. В три прыжка он преодолел поставленные на растяжку гранаты и, сильно пыля, скрылся среди валунов вертолётки.

Плотно вечерело, когда последний прибитый к ящику полусапожек был со скрипом отодран от ящика с гранатами.

— Ананги ски, джаляб! С-с-скаман маймун, Гидраквас! — Прокричал в сторону вертолётки хозяин полусапожка.

Все сразу догадались, что так умеет негодовать лишь Азамат Султанов. И ещё подумали про примерный перевод фразы, выкрикнутой в расстроенных чувствах:

— Вы отрицательный литературный персонаж, дорогой уважаемый Михаил Николаевич! — содержалось в посыле изысканной, благородной, интеллигентной речи. Ну, примерно, где-то так. Скорее всего, наверное точно железно.

Вскоре Хайретдинов заревел на половину ущелья Хисарак, чтобы парные посты заступили на ночное дежурство. Соответственно, на Зубе Дракона наступило тёмное время суток.

Под покровом темноты с вертолётки прокрался на «Третий точка» людской силуэт. Когда-то, в босоногом детстве, его звали Миша. Но с вертолётки к нам раз и навсегда вернулся Гидроквас.