лапищу Каппета со своего плеча, и нервно хихикаю.

— Я подумаю…

— Думай быстрее, щеночек, завтра мы будем решать, кому ты в итоге достанешься.

Каппет уходит, и я трусливо сжимаюсь в комочек на жёсткой скамье.

— А чё, если они решат, а я откажусь? — спрашиваю у Эша, равнодушно допивающего бульон.

— Ебать тебя будут все и каждый. И забесплатно. Даже я.

— Эй!

— А что, ты думаешь, если я стар, у меня и не стоит никогда?

— Ну ты и гондон, я думал, ты мой бро!

— Одно другому не мешает, Ник.

В итоге я так ни на что и не решаюсь. В обсуждении, кому достанется моя распрекрасная жопка, участвуют Лотари, Каппет, Альсвур, Джои и Лоис. Все они, так или иначе, связаны друг с другом в бизнесе, а потому особо не воюют и такие дела решают плюс-минус мирно. Поэтому, когда я вечером, боязливо прикрывая очко, крадусь из душевых в свою камеру, меня ловит посыльный.

Я по-девчачьи взвизгиваю, отбрасывая чужую руку, но вижу лишь одинокого худого мужика ниже меня на голову, которого я могу завалить одной левой, и расслабляю булки. Стыдно, что заорал, конечно…

— Тебе послание, красоточка, — закатываю глаза, услышав своё прозвище, — сегодня же приходи в 505-а.

— А то че? — Гну грудь колесом. В отсутствии огромных амбалов я невероятно смел.

— Ты знаешь, что, красоточка. — Тощий мужик облизывает нижнюю губу и я содрогаюсь от отвращения и страха.

В камере я перекладываю свои немногочисленные манатки с места на место дрожащими руками, откладывая неизбежное.

Эш смотрит на меня поверх книги.

— Ну? Кто это будет?

Издаю злой стон, понимая, что забыл спросить тощего, кто же станет моим ёбарем на срок отмотки.

— Не знаю!

— А кто посыльный?

— Первый раз его вижу! Тощий такой, стрёмный, татуха под глазом была… или не было… — Задумываюсь, но лицо стрёмного мужика размыто в памяти.

Эш пожимает плечами, возвращаясь к книге. Порнуха про фейри ему, разумеется, интереснее, чем мои страдания.

Я вздыхаю и собираю всё своё мужество в кулак. Напяливаю футболку, спортивки и выхожу из камеры. Скоро отбой, и нужно успеть до этого времени, иначе… меня аж всего передёргивает от всех этих «иначе».

Уже почти бегу, вспоминая, что блок «А» довольно далеко, и перед нужным коридором уже чувствую себя немного вымотанным. Зато физическая активность немного снизила мою нервозность. Наверное.

Я хорошо ориентируюсь почти в любых условиях, а потому нахожу нужный сектор в незнакомом блоке почти сразу же. Здесь всё совсем по-другому, нежели в моём блоке: темнее, суше и охраны меньше, да и пропускают меня везде без вопросов, что напрягает — меня очевидно ждут.

На входе в сектор вижу тощего уёбка. Он скалится мне и указывает нужное направление.

— Ребята, новая сучка Арди идёт! — оглашает он громко, и я вздрагиваю. Что ещё за Арди?

В коридоре сидят два амбала-близнеца. Они играют в карты. Один смотрит хмуро исподлобья, а второй лыбится мне.

— Тебе туда, детка, — говорит улыбчивый близнец.

Закрываю глаза на «детку», а скорее даже не замечаю оскорбления, потому что весь трясусь от страха. Нужная дверь подаётся с трудом.

Камера 505-а довольно просторная. Здесь есть двухэтажная койка, каморка, в которой, по-видимому, располагаются удобства типа толчка и душа, а также несколько полок с кучей документов на них и большим рабочим столом, за которым сидит он. Мой будущий ёбарь, а по совместительству хер, которого я почему-то в первый раз вижу.

— Э-э… привет? — Чешу себе локоть, осматривая обстановку камеры и её обитателя.

Тут не сказать что очень светло, но его всё равно хорошо видно. Какой-то рыжий мужик с линейными имплантами с левой стороны шеи и на правой руке. Сложно определить его возраст, потому что морщины можно списать на сухость кожи, а худобу — на регулярное кардио.

— Привет, привет. — Он оставляет свои бумажки и откидывается в старом расцарапанном кресле, разглядывая меня с ног до головы. — А ты и правда красавчик. — Спасибо, что не «красоточка». — Хотя я думал, ты будешь более…

Он покрутил ладонью в воздухе, подбирая выражение, а я вопросительно поднял бровь. Этот мужик не выглядел устрашающе, как Лотари или Каппет, а просто как обычный чел, работающий головой, просто в не очень законном направлении… очень не очень законном.

— Более?.. — пытаюсь помочь я. — Молодым? Высоким?

— Нет.

— Длинноволосым? С накачанными губами? Стройным?

— Нет, нет… да! — Он внезапно смеётся, и смеётся так, словно мы хорошие приятели, что не может не подкупать. Я даже потеть перестаю. — Более твинком, — наконец вспоминает он.

Я пожимаю плечами. Я похож на твинка не больше, чем он сам.

— А зачем ты меня вообще выторговывал, если не знаешь, как я выгляжу?

— Ты такую шумиху вокруг себя поднял, что я подумал, ты либо бог красоты, либо очко у тебя золотое…

Это нормально, что мне это льстит?

— И что, как тебе? — Сиятельно взмахиваю короткими волосами и нарочито упираю кулак в бедро.

— О, великолепно. Полагаю, что очко у тебя обычное.

— Да, а как ты собирался вставлять в золотое очко?

Мужик снова смеётся. Он мне нравится. Будь мы в иной ситуации, я бы с ним закорешился.

— Так что, за что мотаешь, Ник Янг? — Он наклоняется к столу и ставит свои бледные локти прямо на разбросанные бумаги.

— Так. По мелочи.

— По мелочи тут не мотают. — Невнятного цвета глаза прищуриваются.

— Не поладил с офицером-инспектором. — Пожимаю плечами.

— Что сделал?

— Спал с его женой.

— Ясно, — усмехается рыжий. — Ты мне нравишься, Ник Янг, — говорит он, скорее имея в виду «как бро», а не «как подстилка», хотя тут может быть и то, и другое. — Поэтому объясню всё максимально подробно. Будешь перебивать, пойдёшь спать на холодных камнях под дверью, понял?

— Ага, — киваю я, прикидывая, как бы мне так взять и не начать его перебивать.

— Замечательно. Так вот, во-первых, ты, наверное, знаешь, что обладание таким эксклюзивным экземпляром добавляет авторитету перед остальными…

— Нет, я не знал, — говорю я.

— Ты перебиваешь.

— О, прости… я думал, это вопрос. Так ты, получается, не станешь меня трахать?

— Это ещё почему?

— Ну если я важен только, как картинка…

— А тебе не кажется, что ты охуел?

— Э…

— Перебьёшь ещё раз, и точно запру в карцере.

— Ты говорил просто за дверью…

— Да блять…

Мой третий глаз (да, это не тот, что между первых двух, а тот, что между булок) поджимается, как бы заявляя мне, что нужно бы заткнуть хлебало. Это немного сложно, ибо я весьма перенервничал.

— Молчу! — Поднимаю вверх руки, и только рыжий открывает рот, как