и прямым носом я была похожа на арийку. Я унаследовала внешность от родителей, которые легко сошли бы за протестантов в антисемитском Сент-Луисе. Но в моей семье была еврейская кровь с обеих сторон.

Из Штутгарта я переехала в Мюнхен, где все было еще более мрачно и зловеще. Я читала о перевороте Франко в нацистских газетах, которые преподносили все в хвастливом и насмешливом тоне. Быстро рухнувший республиканский режим называли стаей «красных свиней», а сияющего Франко преподносили как выдающегося вождя испанского народа. Неважно, что правительство, которое он и его приспешники свергли, было результатом первых за шестьдесят лет демократических выборов. Неважно, что невинных людей убивали ради власти и полного господства группки людей.

К тому времени, когда я вернулась в Париж. Франко объявил военное положение и поклялся «объединить» Испанию любой ценой, даже если для этого ему потребуется убить половину населения. Большинство испанских военных присоединились к националистам, в то время как практически безоружные гражданские лица бросились на защиту городов и деревень. Не прошло и месяца — и Памплона. Авила. Сарагоса. Теруэль. Сеговия и вся Наварра пали, как костяшки домино. Любой, кто выступал против переворота, становился мишенью. В старом мавританском городе Бадахосе националисты вывели на Пласа-де-Торос почти две тысячи человек — ополченцев, крестьян, женщин и детей — и открыли огонь из пулеметов, оставив тела там, где они упали, а затем двинулись на Толедо, проделав там то же самое.

Образовались ужасные альянсы. Нацистская Германия направила в Испанию новейшие бомбардировщики люфтваффе и три тысячи солдат в обмен на минеральные ресурсы, медь и железную руду, которые вскоре должны были помочь Гитлеру в достижении его собственных смертоносных целей. Были посланы подводные лодки и бомбардировщики, сотни кораблей с припасами и опытные офицеры для обучения людей Франко и оттачивания их способности убивать и пытать.

Муссолини также пришел на помощь Франко, «одолжив» ему восемьдесят тысяч солдат и образовав третий смертоносный угол фашистского треугольника. И вот так, после многих лет зловещих заговоров, почти в одночасье, Европа стала совершенно другим, пугающим местом. Никто не знал, чего ждать.

У Сталина в Советском Союзе был свой план, и в тот момент он думал собрать помощь для республиканской Испании. Он ждал, что к нему присоединятся с оружием в руках крупнейшие демократии Запада, но правительство Франции было жестко разделено, а Британия, казалось, больше обеспокоена скандальным союзом Эдуарда VIII с Уоллис Симпсон. В Штатах Рузвельт был занят преодолением разрушительных последствий Великой депрессии и своей повторной предвыборной кампанией. Хотя Америке было что обсудить в связи с просьбами Испании о помощи. Ходили тревожные слухи о том, что анархистам и профсоюзным ополченцам дадут оружие, если они присоединятся к республиканскому движению, — позиция, которую трудно было поддержать, когда усилился страх перед коммунизмом.

Рузвельт решил ввести всеобщее эмбарго на поставки оружия, поклявшись держать Америку подальше от чужих войн как можно дольше. Но для некоторых из нас, наблюдавших, как сгущались тени осенью тысяча девятьсот тридцать шестого года, не существовало такой вещи, как чужая война. Силы националистов расползлись по деревням, где были убиты десятки тысяч невинных людей. И когда они обстреляли столицу Мадрида, окружив ее с трех сторон, мы почувствовали ответственность за происходящее. Неужели Испанская Республика стремилась к демократии только для того, чтобы быть уничтоженной и подвергнутой пыткам? Разве это не наша забота?

Сначала мало-помалу, а затем внезапно тысячи людей начали вызываться в качестве добровольцев. Интернациональные бригады сформировались из войск Франции и Америки, Канады. Австралии, Мексики. Большинство мужчин не были обученными солдатами. Большинство даже никогда не держало в руках оружия, и все же они хватали все, что могли, — револьверы, оставленные им отцами, охотничьи ружья, пистолеты, противогазы из хозяйственных магазинов, — и садились в поезда, корабли и грузовые самолеты.

Это был прекрасный крестовый поход, и хотя я не сразу поняла, какова будет моя роль во всем этом, я ясно осознала, что у меня появилась счастливейшая и прекраснейшая из всех возможность — увидеть, как время сужается до одной точки, почувствовать, как мир поднимается и сотрясает тебя, настаивая, что тебе тоже каким-то образом надо подняться — как угодно. В такие минуты ты знаешь наверняка, что, однажды проснувшись, ты полностью и безвозвратно — какими бы возможностями ни располагал — превратишься в человека, которым и должен был стать.

Для меня война в Испании всегда будет сиять светом завоеванных перемен. Это было похоже на влюбленность или на горящую стрелу в небе, призывающую следовать за ней. Все было таким простым и сложным одновременно. Я всегда была готова сказать «да», даже если в мире произойдет что-то, чего я не смогу предсказать или даже вообразить. И я знала, что если мне придется потерять свое сердце навсегда, потерять абсолютно все, я буду к этому готова. Моя жизнь требовала этого. Она звала меня вперед. В конце концов, у меня не осталось выбора. Я должна была рискнуть отправиться в мир с широко открытыми глазами и распахнутыми руками, готовая заплатить свою цену.

Часть 1. В погоне за тенью

(Январь 1936 — март 1937)

Глава 1

Не знаю, хорошо это или плохо, но я родилась путешественницей и мечтала увидеть весь мир. Отчетливо помню одно утро — мне было лет пять или шесть, — когда я неторопливо и аккуратно, выводя каждую букву, написала записку:

Дорогая мама, ты самая красивая и добрая. Прощай.

Твоя Марта

Я отыскала канцелярскую кнопку, прикрепила записку к перилам наверху лестницы и тихо выскользнула через парадную дверь, даже не взяв с собой вещей. У меня был заранее подготовленный план — в конце улицы стояла тележка торговца льдом, оставалось только в нее забраться — и уж тогда прощай Сент-Луис.

Весь тот долгий летний день я тайком разъезжала в тележке и безумно этому радовалась. Одна лишь мысль о том, что удалось сбежать из дома, приводила меня в восторг. Но еще больше впечатлял тот удивительный мир, который удалось разглядеть сквозь щели в тележке: заводы, бесчисленные дома и хаотичные постройки моего родного города, которых я никогда раньше не видела и о существовании которых даже не догадывалась. Я была так счастлива, что почти не чувствовала голода, пока ближе к вечеру не увидела знакомый парк Форест-Хилс. Оказалось, что мы просто сделали большой круг и вернулись к дому.

Конечно, то первое путешествие меня разочаровало, но именно оно определило мой жизненный путь. Я путешественница, и