слышится чей-то голос и на его зов хочется спешить… а затем туда же уже лежит и твой путь — в прекрасное-далеко… Не будем забывать про шепот Столпа, что вечно зовет за собой. И уж точно не надо забывать про то, что для многих здешних… к-хм…

— Да ты говори, говори — на меня взглянули умные цепкие глаза — Чего захмыкал?

— Не будем забывать и про то, что тут многим под девяносто и для них ближайший путь в прекрасное-далеко означает лишь…

— Смерть?

— Ну… не хотелось бы вызывать у людей ненужные мысли… Пусть думают о веселом, а не светлом и печальном…

— Да понял я тебя, Охотник. Понял. Передам куда следует. Интересно ты мыслишь… а вот сам фильм хороший! Вышел в далеком уж восьмидесятом. Господи! Эпоха пролетела! Ты сам видел фильм-то?

— Видел — подтвердил я — Хороший фильм. Кончается правда торжественным замуровыванием живой школьницы под эту самую песню, но фильм душевный.

— А? Чем кончается?

— Вы уж музыку хотя бы так чередуйте, чтобы беззаботная с душевной — попросил я, выпуская его рукав и ускоряя шаг.

— Чем-чем говоришь там фильм заканчивался? Я другое помню! Пересняли что ли?! У вас теперь там говорят многое коверкают…

Рассмеявшись, я развел руками и ничего не ответил. Поднявшись еще на пару ступенек, я поравнялся со ждущим меня посланцем из Замка и крепко пожал ему руку, тут же ощутив ответную железную хватку. Чуть не ослепив меня серебряно-золотой улыбкой, Тон Тоныч вежливо приподнял меховую кепку, что ладно лежала на расчесанных длинных волосах и завершим на этом приветствия, мы начали подниматься. Шагал Тон Тоныч с той же легкостью что и я — много ходящий и занимающий спортом здоровый мужик средних лет. И это легкость его шагов говорила о многом. Уверен, что если снять с него подбитую медвежьим мехом почти армейскую куртку и виднеющуюся из-под нее старую клетчатую рубашку, то я увижу не дрожащий тощий стариковский торс, а более чем достойную жилистую мускулатуру. И это в его более чем преклонные годы. Еще день назад я его знать не знал. Он сам нашел меня и спокойно представился.

Представитель Замка по особым внешним делам. Послан Михаилом Даниловичем — лидером Замка — в целях профильной коммуникации и грамотной организации всего необходимого для предстоящей экспедиции. Главная цель — сделать так, чтобы экспедиция ни в чем не нуждалась на всем своем протяжении и благополучно вернулась. Представившись, он тут же показал себя как действительно знающего специалисты, не став корчить из себя главнокомандующего и первым делом спросив какие мои мысли касательно подготовки, в чем я нуждаюсь и чем надо заняться прямо сейчас. Благодаря этому он сразу вырос в моих глазах. Заодно повысилось и мое уважение к самому Михаилу Даниловичу — ведь он послал ко мне человека практика, нацеленного на решение проблем, а не теоретика, способного оперировать лишь заумными словечками и посылать помощника за очередным латте без кофеина.

Внимательно выслушав меня, а кое-что и записав, Тон Тоныч назначил встречу на завтра, пообещав к этому моменту решить многое. И судя по его едва заметной улыбке он преуспел. Впрочем, неудивительно — по моей просьбе он коротко перечислил несколько вех своей биографии — как тамошней, так и здешней.

Антон Антонович Антонов. Такое вот тройное «А».

Восемьдесят шесть лет. В прошлом судовой механик, крепко увлекался боксом, в юношеские годы подвизался носильщиком и проводником у геологических экспедиций. Благодаря экспедициям научился выносить тяготы долгих путешествий и походного быта, что крепко пригодилось позднее уже здесь. Никогда не был женат, детей не имел, в мир Креста «улетел» прямо с родного корабля. Его столкнул с палубы один из пассажиров, с кем он намедни долго беседовал о жизни и своем отношении к ней. До воды он не долетел, рухнув на покрытый льдом пол «своего» тюремного креста. Свой сорокалетний срок отбыл от звонка до звонка. О происходящем на земле узнал быстро, за третий рычаг дергал постоянно и решительно, связи с Бункером наладил загодя.

Такая вот кратко изложенная автобиография, что за десяток скупых предложений охватила чуть ли не век человеческой жизни. А меня заставила задуматься о том насколько же у «этих» гадов все отменно и продумано схвачено там в нашем мире. В те времена камер наблюдения не было. Подгадал момент, подпихнул избранного человека в спину, отправляя в чертов телепорт — и все. Концы в буквальном смысле слова в воду. Когда хватятся пропажи и без толку обыщут весь корабль, им останется принять единственный логичный вариант — матрос или там судовой механик выпал за борт. Море забрало. Быть может они даже развернутся и какое-то время будут искать… Дальше пара записей в судовой журнал, по прибытию в порт короткое и почти бессмысленное расследование со стороны тогда еще милиции… и резюме «смерть по собственной неосторожности в следствии нарушения правил безопасности». А кто-то почти обязательно намекнет, что это могло бы быть и самоубийство, как это всегда бывает.

Подобная собираемая мной информация была важна в первую очередь для понимания объема и частоты приводящихся на нашей планете «ловли и отправки». Вчера я задал пару уточняющих вопросов и выяснил, что тот пассажир с кем беседовал Тон Тоныч занимался делами все тех же уходящих в тайгу геологических экспедиций, обеспечивая их всем необходимым, комплектуя состав, выискивая транспорт, пробивая билеты, снабжая снаряжением, заставляя шевелиться ленивых управленцев и вообще выполняя кучу важных дел «на местах». Вся жизнь в дороге. Был хорошо известен на весь немалый край. Пользовался уважением. Любил поговорить на серьезные жизненные темы. Его не раз пытались повысить, но он всегда отказывался, говоря, что не видит себя за письменным столом. На тот момент он трудился не покладая рук уже больше двадцати лет.

Больше двадцати лет!

И скольких людей этот уважаемый человек отправил сюда за эти годы?

Но тут дело даже не в количестве…

Судя по всему, наша новая встреча всколыхнула во мне эти мысли и Тон Тоныч это заметил. Едва мы уселись за уже накрытый стол в дальнем углу, он предложил, не скрывая интерес:

— Пять талонов за мысли что у тебя в голове.

Хмыкнув, я сделал ответное предложение:

— Полный лист талонов.

— Ого! Неужто мысли настолько ценные?

Я покачал головой:

— Отнюдь. Отвлеченные, но довольно злые и чуток запоздалые размышления. А еще мысли о родине. Ну а еще я впервые очень сильно разозлился.

— На кого?

— На тех, кто нагло заявился к нам и принялся похищать людей. Раньше я