нашими домами начинался пока еще незастроенный пустырь, за ним шли гаражи, за гаражами садоводческие участки с дачами, потом огромный овраг, речка-вонючка, поле. А за полем надо было пройти еще через березовую рощу, перейти по мостику через овраг, обогнуть свиноферму и аккурат тогда выйдешь к речке.

Мы шли по пустырю, перебрасываясь словами, и было видно, что Егорке очень неудобно было передвигаться с такой ношей. Он перекладывал свое ведро из стороны в сторону и еще два раза чуть не перевернулся через него. Мне надоело все это, и я предложил:

— Слушай, Егорка, а хочешь, я тебе помогу. Давай поменяемся ведрами, я все-таки повыше тебя и посильнее.

Зря я, конечно, сказал о том, что я сильнее. Егоркино лицо выразило обиду, и он возразил:

— Да это тебе только кажется. Да я одной ручкой его могу нести! — Он перехватил ведро, попытался вытянуть его на руке в сторону, но оно перевесило Егорку и с грохотом свалилось на тротуар. Мой друг тут же нашел оправдание:

— Ой, у меня шнурок развязался!

Он присел и стал делать вид, что завязывает шнурок. Я поставил свое ведерко и увидел, что края рубашки у меня перекошены оттого, что я пуговицы на ней в спешке вставил не в свои дырочки. Мне пришлось заново застегнуть их. Егорка уже пошел вперед и скомандовал:

— Не отставать!

— Ишь ты, командир нашелся, — возразил я и взял ведро.

Сначала я ничего не понял, потому что Егорка начал мне заговаривать зубы и без конца задавать разные вопросы. Я сначала отвечал ему, а потом посмотрел и вдруг обнаружил: ведро-то у меня в руках не мое. Действительно, у меня оказалась Егоркина бандура.

Глянул я на него, а он с моим ведром идет себе и песни поет. Ну, думаю, вот ты от чего такой веселый! Ладно, рассудил я, пускай, так быстрей дойдем. А то, чего доброго, он еще в речку-вонючку свалится с этой своей бандурой.

Наконец мы прошли гаражи с дачами и стали спускаться в овраг. Егорка тараторил без умолку: о рыбной ловле, о повадках разных рыб. Он рассказал мне, что окуня лучше ловить на живца, а сазана на кукурузу, когда новолуние. Напомнил, что надо обязательно поплевать на червя, прежде чем нанизать его на крючок, на какую глубину ставить поплавок при ловле карася, сома, форели, окуня. Прочел целую лекцию о том, как лучше приготовить рыбу, разжечь костер, сделать наваристую уху, как ее есть.

Я его слушал и удивлялся: не Егорка, а ходячая энциклопедия! Где он только всего этого набрался.

Овраг был довольно глубокий и сырой. Постоянно встречались пни и коряги. Я пару раз споткнулся и чуть не упал со своей ношей. Я брел, стараясь повыше поднимать ноги и ведро, однако оно все время цеплялось за бугры и пеньки и било мне по бокам. Ну, подумалось мне, чтобы я еще раз взял тебя с этой бандурой на рыбалку! Дудки!

И тут я услышал, как сзади что-то хрюкнуло, потом загремело и долбануло меня в спину. От неожиданности я потерял равновесие и, зацепившись за траву, рухнул вместе с баком в канаву. Удочка отлетела в сторону. Сверху на меня упало чье-то тело, мы перевернулись через ведро, затем я ощутил удар по макушке чем-то тяжелым и твердым, отчего у меня в голове зазвенело, и тут же раздался Егоркин вопль:

— Мама! Фу ты, елки-батарейки! Чтоб ты провалился!

— Я и так провалился, — заметил я, потирая на затылке шишку и выбираясь из канавы.

— Да не ты, а кочка, — уточнил осторожно Егорка. — Споткнулся, — добавил он, глядя, не рассержусь ли я.

— Под ноги лучше бы смотрел, — буркнул я, — чуть голову мне не снес, дурень! До сих пор в голове звенит!

— Да это не она звенит, — поправил он меня. — Это просто я твою голову ведром зацепил. А оно такое звонкое. — Он щелкнул по ведру пальцем, и оно зазвенело.

— Вот, слышишь, как звенит?

— Слышать-то я слышу, не глухой, — ответил я ему, — только моей голове от этого не легче! Да и удочку мою сломали. — Я осторожно взял и оглядел её. Хорошо, что только на конце обломилась.

Найдя в кармане кусок веревки, я наскоро, как смог, привязал кончик удочки к удилищу. Затем поднял Егоркино ведро, которое смялось от того, что мы, падая, оба по нему прокатились, и теперь было больше похоже на урну для мусора. Однако Егорка радостно ухнул и выпалил:

— Миш, гляди: теперь в него, пожалуй, даже больше рыбы войдет. — Я ответил:

— Не знаю, больше или не больше, но нести его теперь значительно удобнее — и, взяв ведро как книгу под мышку, зашагал наверх оврага.

Теперь ведро уже не било меня по бокам. Егорка смерил меня взглядом, понял, как теперь удобно стало его ведро, подождал, пока я выберусь из оврага, тоже выскочил наверх и предложил:

— Ну что, может, я теперь понесу снова свое ведро?

— На, неси, — согласился я. Честно говоря, мои руки и бока от его бандуры ныли так, как будто я полдня ходил на руках. Он подхватил как ни в чем не бывало свое ведро или то, что с ним стало, забросил его за спину и засмеялся:

— Миш, а Миш, ну чем не рюкзак? — Он неожиданно остановился, так что я чуть не врезался в него, и мечтательно произнес:

— Во, точно! Можно ведь лямки сделать из веревки и нести его как рюкзак. И руки будут свободные! Здорово я придумал? А?

Я махнул рукой и пошел дальше. Впереди показалась речка-вонючка. Если ее перейти вброд, то это очень сократит наш путь. Она неглубока — всего по колено. Правда, запах такой, что с ног сшибает и слезы текут. Зато быстро. Я снял кроссовки, нашел место, по которому эту речку обычно переходили и, затаив дыхание, в несколько шагов перешел ее.

Затем я протянул другу руку, взял его бак и отбросил подальше вверх. Повернувшись к Егорке, я снова подал ему руку. Он уже умудрился одной ногой залезть в жижу. Уцепившись за мою руку двумя руками и не переставая чихать, он с трудом вытащил ногу из ямы, шагнул вперед и оказался рядом со мной на берегу.

— Раззява, — только и смог я произнести. — Удочка то там осталась!

Я попытался прямо с берега с помощью своей удочки вытащить брошенную им удочку, но не смог. У его удочки размоталась леска, и крючок зацепился за траву. Пришлось возвратиться назад и достать его удочку. Выбравшись наверх, мы вытерли