Теперь её многомиллионная армия поклонников точно знает, что она любила пить кока‐колу, смешанную с кофе, ложилась спать в девять вечера, и была знатоком расистских шуток. Когда к ней обратились с просьбой экранизировать один из её рассказов, Фланнери ответила: «Единственное, против чего я бы категорически возражала, – это чтобы кто‐нибудь превратил одного из моих цветных идиотов в героя фильма». Каждый из своих романов она иронично называла «Опус тошнотворный». Но по‐настоящему её тошнило от опусов коллег – Теннесси Уильямса, Трумена Капоте и Карсон Маккаллерс. Что касается Кафки, то она не смогла дочитать его до конца и расстраивалась, когда её сравнивали с ним.

Первый и, возможно, последний поцелуй Фланнери с мужчиной случился в 1954 году. Им оказался молодой симпатичный продавец учебников Эрик Лангкъяер, который так запомнил этот момент: «Когда наши губы соприкоснулись, у меня возникло ощущение, что её рту не хватает упругости, как будто там нет мышечного напряжения, в результате чего мои губы коснулись её зубов, а не губ, и это вызвало неприятное чувство, что‐то вроде memento mori [2], поэтому поцелуи прекратились…У меня было ощущение, что я целую скелет, и в этом смысле опыт был шокирующим». Отсутствие личной жизни не означало, что она презирала отношения и была скупа на чувства. Как раз, наоборот, её тайные привязанности и спектр разнообразных эмоций находили выход в посланиях к друзьям и близким.

Фланнери вела активную переписку и часто отправляла своим корреспондентам павлиньи перья в подарок. Она не чуралась отвечать любому чудаку‐читателю, попросившему растолковать теологический смысл её рассказа или прислать фотографию с автографом. После смерти избранные письма были отобраны её соратниками и опубликованы в 1979 году под заголовком «Привычка быть собой». Эта публикация расширила представления о Фланнери как о духовном наставнике и послужила хорошим ориентиром исследователям для глубокого понимания её необычного творчества.

Сборник писем более чётко подсветил цель О’Коннор – утешать страждущих и огорчать тех, кто привык находиться в зоне комфорта. Делала она это без нотаций и нравоучений, не уходя в религиозные назидания и не превращая послания в проповеди. В этом смысле показательно, что её эпистолярный диалог с представителями «неверующего века» привел к тому, что после прочтения сборника писем некоторые читатели приняли католицизм. Для ревностно верующей католички – это лучшее признание её миссионерской деятельности, для настоящего писателя – идеальное доказательство силы слова.

Представленные в данном сборнике маргиналии, рецензии, тексты лекций – предоставляют российскому читателю уникальную возможность заглянуть в лабораторию великого американского художника. Допускаю, что прочитав рассуждения Фланнери О’Коннор о секретах мастерства, кто‐то из вас почувствует собственное призвание стать писателем. А это, на мой взгляд, не самая плохая перспектива.

Денис Захаров

литературовед, к.и.н.,

исследователь творчества

Трумена Капоте и Харпер Ли

Король пернатых

Опыт, перенесённый мною в пятилетнем возрасте, наложил отпечаток на всю дальнейшую жизнь. Нью‐йоркский филиал новостного агентства Pathé News [3] направил в Саванну репортёра, поручив запечатлеть мою жёлтенькую курочкубентамку [4]. Та выделялась своим умением ходить задомнаперёд. Слава о ней просочилась в прессу и привлекла внимание Pathé News. На венце куриной славы моей питомице оставалось только умереть, что она вскоре и сделала.

Начать очерк о павлинах с куриной темы меня вынуждает постоянный вопрос: зачем я развожу павлинов? Вразумительного и краткого ответа у меня нет.

Я стала составлять «коллекцию» кур с того самого дня, когда к нам пожаловал человек от Pathé. Поверхностный вначале интерес окреп и превратился в страстное увлечение. Коллекция требовала регулярного пополнения. Моими фаворитками были особи с разноцветными (один оранжевый, другой зелёный), глазами, вытянутой шеей и кривым гребешком. Я страстно мечтала об экземплярах с тремя крыльями или на трёх лапках, однако ничего в этом роде так и не подвернулось. Мне не давала покоя история петушка, который смог прожить целый месяц без головы, подтверждённая картинкой в книге Роберта Рипли «Хотите верьте, хотите нет» [5]. Увы, исследовательская жилка во мне была не столь сильна, чтобы проверить этот феномен экспериментально. Будучи неплохой модисткой, я начала придумывать птичьи наряды. Серому петуху по кличке Полковник Яйцени достался белый пикейный сюртук с зелёным воротником и двумя пуговками сзади. Однако про этих кур агентству Pathe никто не сообщил, и новый фотограф так и не приехал.

Мой выбор, каковы бы ни были его реальные мотивы, в конце концов остановился на павлинах. И подвела меня к ним не наука, а интуиция. Мне ни разу не доводилось ни видеть, ни слышать их вблизи. Имелись перепела и фазаны, стада индюков, семнадцать гусей, дикие утки, японские и польские хохлушки, а также гибрид последних с красным род‐айлендом, но моя коллекция была не полной. Мне было известно, что павлин – священная птица Юноны, супруги Зевса, однако давно спустилась на землю, где, судя по рекламе в «Рыночном бюллетене» (штат Флорида), за двух павлиньих самок трёх лет от роду просили шестьдесят пять долларов. Потратив несколько лет на изучение подобных объявлений втихомолку, в один прекрасный день я показала одно из них матери, обведя карандашом. Помимо самки и самца в придачу, предлагали четверых павлинят семи недель от роду.

– Собираюсь заказать вот это, – заявила я.

– Разве эти, как их… не едят цветы? – спросила мать, прочитав о ком речь.

– Будут есть то же, что и все – комбикорм «Стартена», – успокоила я её.

Первой приехала самка. Погожим октябрьским днём, на поезде Railway Express из города Юстис, штат Флорида. Когда мы с матерью добрались до вокзала, контейнер уже стоял на перроне, и оттуда выглядывала головка с хохолком на неимоверно длинной синей шее. Белые линии под и над каждым глазом придавали птичьей физиономии тревожно‐сосредоточенный вид. Интересно, усомнилась было я, сможет ли это создание, привычное к апельсиновым рощам, освоиться на нашей молочной ферме, ведь здесь не Флорида, а Джорджия. Выпрыгнув из машины, я направилась к перрону. Птица убрала голову.

Дома мы поместили гостью в крытую клеть. Прежний хозяин писал, что в ней надо птицу держать неделю, а то и все десять дней, и лишь затем следует выпустить её на закате неподалёку от будущего гнезда. Ещё предупреждал, что перьев на хвосте у самца будет неполный комплект, потому что в конце лета павлины линяют, принимая прежний вид лишь после Рождества.

Выпустив птиц на волю, я уселась на клетку и стала их рассматривать. С тех пор я наблюдаю за ними с разных мест с