беременна от него. И ждет от него ребенка.

И я ему не нужна.

И я падаю, падаю, падаю… темнота накрывает меня…

На что меня еще хватает, так это сохранить лицо. Я встаю из-за стола, и улыбаюсь.

— Замечательно, дорогой. Надеюсь, ты помнишь, что все МОЕ имущество оформлено исключительно на МЕНЯ? Собирай вещички — и проваливай.

Муж меняется в лице.

— Зоя! Это мелочно! Я столько лет с тобой жил…

— Не только со мной. Это первое. И все что я заработала, я заработала без тебя. Своим трудом и горбом. Так что — свободен, лапочка.

Фамилия мужа — Лапочкин. И весь он такой… лапочкин…

Да и пропадом ты пропади!

Встаю и выхожу из ресторана на улицу. Иду на автостоянку. И…

Машины, которая выруливает из-за угла, я решительно не вижу.

Вспышка.

Удар.

И чернота, в которую я падаю уже по-настоящему.

* * *

Свет в конце тоннеля?

Он частенько оказывается поездом. Вот и сейчас, на меня смотрят с укоризной. Не свысока, не зло, не обидно, но… я разочаровала существо рядом со мной. И это чувствуется.

И мне хочется плакать.

Я не знала, но разве это избавляет от ответственности?

— Ай-яй-яй. А еще такая взрослая девочка…

— Никому не нужная. Пустая…. Вот зачем я? Детей у меня не будет. Семьи нет. Работы нет. Ничего нет. И меня тоже. Так… так будет лучше.

Из сияния формируется женский силуэт, и меня ласково гладят по голове.

— Знаешь, какой самый страшный грех?

— Убийство?

— Отчаяние, маленькая. Отчаяние. Смотри сюда. Вот это могло бы случиться. Но ты отчаялась и опустила руки.

На кончике ее пальца загорается свет. И я смотрю.

Я вижу, как выливаю на бывшего… да уже бывшего супруга вино.

Прямо на кудрявую голову.

Слушаю его вопли, как музыку. И аплодисменты из-за соседнего столика. С мужчиной, который подходит ко мне, я и уезжаю. И закономерно провожу ночь в его постели.

А наутро…

Наутро у меня начинается новая жизнь.

Оказывается, у него есть дочь. И бывшая жена, с которой он воюет за ребенка.

И свое дело, более того, дело, в котором я разбираюсь. Торговля спортивным питанием.

Лента времени разматывается все быстрее. И вот, мы уже у дома, на лужайке, вокруг нас трое детей…

— Я смогла родить?

— Нет. Вы их усыновили.

И мне становится больно. Так больно…

— Зачем?

За что ты мне это показываешь? Я так провинилась этим моментом отчаяния? Да? Там, упиваясь своим горем, я предала не только себя.

Я подвела еще и их. Таких счастливых… а теперь ведь этого не будет. Это — ад?

Да?

— Нет. Это возможность.

— Возможность?

— Ты неглупа. И должна понимать, что ада и рая в вашем понимании не существует.

Я пожала плечами. С этим я была согласна. Глупо же! Сто лет на земле — и вечность на облаке? Да там уже, наверное, перенаселение!

Определенно, все не так просто.

— Непросто. Но мы сейчас не о божественном замысле, а о том, что ты впала в грех отчаяния, фактически, покончила с собой. Предала и себя, и мужа, и детей. И если говорить обо всем остальном — еще и маму, и отца, и сестренок… думаешь, им больно не будет?

Я опустила глаза.

Больно? Кто бы сомневался — будет. И мое имущество — у меня ведь завещание написано на всякий случай, на маму, так что Димочка пролетит мимо со своей Олечкой, ничего для родных не изменит. Им все равно будет больно, как мне сейчас.

Так тоже, оказывается, бывает. Не знала и не ведала, а виновата. И я уверена, что существо не врет. Здесь — вообще не врут.

На несколько минут в пространстве повисает тишина. Потом сгусток света начинает трансформироваться.

Существо… сейчас оно становится похоже на женщину. Как персонификация какой-нибудь доброй тетушки. Вот так и выглядят настоящие русские красавицы, жены и матери, лет в пятьдесят — теплые, сдобные, от нее даже пахнет свежевыпеченным хлебом, вкусно так…

Уютно.

Теплая рука гладит меня по голове.

— Ты хочешь все исправить?

Мне могут дать шанс⁈ Тогда это рай!

— Да.

Женщина вздыхает. И я понимаю, что рай там, не рай, а выбирай. Халявы не будет.

— Зоя, в моих силах помочь тебе. Но… не бесплатно.

— Что я должна сделать?

Этот подход я понимаю. Ты мне, я тебе, товар-деньги, все логично. Бесплатно только гадюки яблочки предлагают. Червивые.

— Я могу аннулировать несколько секунд. И вернуть тебя в тот ресторан, за стол. Но и ты должна будешь мне отработать.

— Как и чем?

Женщина проводит рукой — и в воздухе загорается окно. За ним, как в роликах, потихоньку кружится планета, чем-то похожая на Землю.

Моря, континенты, белые облака, зелень.…

— Смотри сюда. Это Фейервальд.

— Фейервальд?

— Мир, где очень требуется восстановить равновесие.

— Да? И как?

— Тебе придется меня выслушать. Я — богиня, в том понимании, которое вы вкладываете в это слово. И мое имя Даннара.

— У нас такого не было.

— Была. Только носила другое имя. У славян, у твоих предков, меня звали ЖИ́вой.

— Жива? Нет, не слышала.

— А что ты вообще знаешь о ваших богах? Впрочем, это неважно сейчас. Мы ушли, когда пришло христианство, ушли в другие миры. Но связи сохранили. А сейчас, когда христианство ослабло, народ просто ходит в храмы, но не верит, мы можем заглядывать. Возвращаться. И