– Неплохо, – сказала Октава, – хотя чего-то не хватает. Кто-то пошёл в поход и спрятался в лодке, например. В лодке они укрылись и слезами залились… Но даже без этого стихи вовсе не так плохи, чтобы ты ходил мрачнее тучи.

Октава положила листок на место, села за стол и захрустела коврижкой. Это были единственные звуки в пекарне: коврижка хрустела на зубах, и сок лился Октаве в рот.

– Знаешь, что я хочу сказать? – вдруг заговорила она. – У нас тут чего-то очень важного не хватает. Оглянись вокруг. Простодурсен спит. Сдобсен ругает погоду. Пронырсен ест одни сухари. Ты хмуришься и куксишься, как перекисшее тесто. Значит, нам чего-то не хватает. Такого, чтобы согрело душу и сердце. Короче, нам не хватает театра.

– Театра?!

– Коврижка, кстати, хорошая.

– Спасибо.

– Корочка как надо и тесто тоже.

– Спасибо.

– Ты собираешься киснуть весь день?

– Киснуть? Я только и делаю, что говорю спасибо.

– Ну ладно, хорошо. Тогда мы сразу займёмся спектаклем.

– Каким спектаклем?

– Для театра. Раз нам его не хватает.

– Нам всего хватает.

– Вот как? И где же у нас театр? Когда ты был в нём последний раз?

– Какой последний раз? У нас вообще театра нет.

– Вот именно. Я же говорю – нам не хватает театра.

– Я не заметил, что нам его не хватает.

– Ты не устаёшь всё время быть таким противным? Если ты сейчас же не начнёшь улыбаться, то…

– Что?

– То я уйду.

– Скатертью дорожка.

– Фу-у. И это пекарь?! Ай-ай-ай. Пойду я лучше к Простодурсену, с ним хоть поговорить можно как с человеком.

– Он спит.

– Подумаешь! Я его разбужу. Спящего можно разбудить, а вот хмурому и злющему лучше пойти поспать.

Она вскочила со стула и выбежала прочь.

Ковригсен стал прибирать. Октава насвинячила будь здоров как, крошки белели и вокруг подноса, и около стула. Но под столом было темно как ночью.

Пока Ковригсен, сидя на корточках, собирал крошки под столом, в голову ворвались такие слова:

Он вскочил, чтобы догнать Октаву и улыбнуться ей. Прекрасный стишок вернул ему радость. Но, выпрямляясь, он со всей силы стукнулся головой о стол. Слова опять перепутались, а Ковригсен скрючился под столом, пережидая боль.

На самом деле Простодурсен вовсе не спал. Он давно проснулся и сидел в раздумьях за столом. Раньше его будил дятел. Но теперь в доме завелись другие птицы, и от их методов побудки Простодурсен вскакивал как ужаленный ни свет ни заря. У него жили Утёнок и его мамаша-утка. Сначала они плавали в канаве у дома. Но потом вечера стали холодными, и гости попросились в дом. Как-никак Утёнок появился на свет в кровати Простодурсена. Впрочем, это тоже случилось давно и в другой книжке.

Вечерами Утёнок сидел на подоконнике, смотрел в небо и не давал Простодурсену спать своими бесконечными вопросами.

– А ты не думаешь, что вокруг яйцо? – как-то вечером спросил Утёнок.

С появлением в его жизни Утёнка Простодурсен понял, что многого не знает. Он привык считать себя умным, но вопросы Утёнка всё чаще ставили его в тупик.

– Яйцо? – удивился Простодурсен. – Вокруг чего?

– Вокруг всего – дома, речки, горы с пекарней. Мы едим пудинг мисками и скоро вырастем большими, упрёмся в скорлупу, она раз – и лопнет. И мы окажемся в новом месте.

– Может и так получиться, – кивнул Простодурсен. – Звучит интересно.

– А почему одно интересное, а другое – скучное? – подхватил Утёнок.

– Наверно, чтобы мы чувствовали разницу.

– Да? – с сомнением спросил Утёнок и прищурил глазки, наставленные на луну. – А луна почему круглая?

– Устал я, – ответил Простодурсен. Стоило ему услышать такой вопрос, как в голове у него начинало зудеть.

– А почему, – не сдавался Утёнок, – почему луна не такая, как окно, например?

– Спроси у тех, кто её делал.

– А кто её делал?

– Не знаю.

– Может, Ковригсен?

– Всё может быть.

– А как он её поднял так высоко наверх?

– Тсс, – изредка шикала на него мамаша-утка. Она стояла у печки и ждала, пока та раскалится.

– Да, – подхватил Простодурсен, – тсс. Нам надо поспать.

– Почему надо?

– Потому что мы устали.

– Я не устал, – ответил Утёнок. – Я хочу узнать, почему луна такая ужасно круглая.

И так без остановок. До глубокой ночи. А стоило Простодурсену заснуть, как он тут же просыпался оттого, что его щиплют за ухо. Это Утёнок спешил сообщить, что уже утро, луны нет, его пора кормить.

И вот они все втроём сидят перед миской с пудингом.

– Кряк-кряк, – сказала мамаша-утка.

– Кляк! – подхватил Утёнок.

– Ох, устал я, сил нет, – жалобно простонал Простодурсен.

Они мёрзли. Они уже сожгли все припасённые дрова, а зимой ещё и не пахнет. Простодурсен сроду столько дров не изводил. А всё эти утки. У них и пух, и перо, и перепонки, а они только мёрзнут и требуют поддать жару.

– Сегодня пойдём за дровами, – сказал Простодурсен. – А то зима грянет, а у нас ни полешка.

– Зима – это что у нас будет? – спросила мамаша-утка.

– Это такое время, когда холодно и снег, – объяснил Простодурсен.

– Снег? – сразу спросил Утёнок.

– Снег белый и падает на голову, – сказал Простодурсен.

– Вот это да! – восхитился Утёнок. – Повеселимся!

– Я думала сегодня откланяться, – сказала мамаша-утка.

– Как так? – не понял Простодурсен.

– Отправиться на юг.

– Юг – это что? – спросил Утёнок.

– Ничего особенного, просто место, – ответила мамаша-утка. Она стёрла пудинг со своего большого клюва и подошла к окну. – Здесь я ужасно мёрзну. А я уже не юное создание. Мне показаны покой и тепло.

– А разве утки улетают на юг? – удивился Простодурсен. – Я думал, улетают только дрозды, ласточки, кукушки, жаворонки и другие певуны.

– Жизнь преподносит нам сюрпризы, – сказала мамаша-утка. – Представить страшно, сколько яиц я снесла. Сколько гнёзд построила. В этом году я хочу на юг: отдыхать, купаться в голубом бассейне и пить лимонад через трубочку.