В зеркале гримерной на меня смотрит совсем другая девушка. Элегантная, стильная, роковая красотка с темными, как сама ночь, волосами.

Я уже и забыла, что была такой.

Сейчас нет ни времени, ни сил, ни желания наряжаться. Денег для этого нет тоже. Пучок на скорую руку, свободные джинсы и футболки из хлопка – вот, пожалуй, мой  идеальный ежедневный образ.

Когда Мирон вышвырнул меня, я осталась без средств к существованию.

Катя негодовала. Пыталась уговорить меня подать на Богданова в суд, назначить алименты на содержание меня и малыша, а, учитывая его баснословные доходы, этих средств с лихвой хватило бы на все.

Но я не хотела, чтобы между нами было хоть что-то общее. Со своими связями и деньгами, отец моего ребенка мог запросто выставить меня мошенницей или забрать Макара, а новых, убивающих душу потрясений, мне не хотелось.

– Зачем ты это сделала? – громоподобный рык раскатывается по маленькой комнатке, вынуждая меня вздрогнуть.

Когда он вошел? Я даже не заметила...

– Отвечай! – командует мужчина, стоя позади меня.

Я смотрю на его отражение в зеркале и… Мысль о том, что все происходит на самом деле, жжет изнутри. В памяти спонтанно возникают образы из прошлого. Наша любовь. Страсть. И тот роковой день, когда от отчаяния я готова была продать душу Дьяволу, лишь бы вернуть все назад.

Фантомная боль, что весь этот год была моим бессменным спутником, становится довольно ощутимой, сжимает сердце так, что завыть хочется.

– Я говорю с тобой, Аня! – Мирон начинает терять терпение. Темные глаза вспыхивают яростью. Она плещется там, как бушующий шторм в почерневших волнах разгневанного океана.

– Я не знала… – не могу узнать свой голос. Это просто стечение обстоятельств, но Богданову не доказать.

– О моей свадьбе знали все, – цедит он. – И ты знала.

– Я не…

Мирон не дает мне договорить. Он хватает меня за плечо и дергает на себя, заставляя повернуться к нему лицом.

Господи. Вот он. Богатый. Известный. Красивый до безумия. Стоит передо мной, будто и не было никакой разлуки. Будто чей-то коварный план не стал причиной краха наших идеальных, как я когда-то думала, отношений.

Его запах пьянит. Близость тела рвет в клочья. И выйти победителем в этой схватке у меня не получится.

– Я оценил твои старания. И гости оценили. Только испортить мою свадьбу не позволю, поняла? – сказать, что Богданов сильно недоволен – ничего не сказать.

– Я же говорю, что не знала, – собирая последние силы, стараюсь переубедить его.

– Врешь, – Мирон притягивает меня ближе. Носом утыкается в шею и шумно втягивает воздух.

У меня внутри все замирает. Я даже не дышу. От шока не могу вымолвить ни слова.

– Красивая, дрянь. И знаешь об этом. Пользуешься. Только со мной такое больше не пройдет.

Тяжелый взгляд сначала скользит по декольте сценического платья, а потом устремляется прямо мне в глаза, будто пытается заглянуть в самую душу, потоптаться на пепелище, что там осталось после него.

– Зачем ты пришла? Говори!

Я беспомощно моргаю, пытаясь справиться с эмоциями.

Они слишком сильны. Намного сильнее, чем те, с которыми я бы смогла бороться.

Я бы хотела ненавидеть, презирать Мирона, но не могу.

Смотрю на него сейчас, как на родного человека, который снова и снова причиняет мне боль. Сердце без ножа разрезает.

– Хотела испортить мне настроение? Прыгнуть в постель к моим друзьям? Что, Аня? В чем твой план?

В груди колотится так сильно, что каждый удар отчетливо пульсирует в висках. Не получается собраться с мыслями, ответить, дать отпор.

Сбрасываю его захват, но жар от крепких пальцев все равно остается на коже. Пульсирует. Напоминает, что наша встреча мне не чудится.

Не знаю, где беру силы на то, чтобы ответить:

– Это моя работа, понятно?! Не веришь – спроси у управляющей, она подтвердит, я ничего не знала, – глаза наполняются слезами.

Я целый год старалась не попадаться ему на глаза, жила тихо, даже от дома далеко не отходила, лишь бы у Мирона не было поводов узнать о беременности и рождении сына, а теперь злодейка-судьба столкнула нас таким дьявольским способом.

– У тебя больше нет работы, – холодный тон Богданова будто из ведра окатывает меня ледяной водой, провоцируя дрожь во всем теле. Он все равно не верит. – Ты уволена.

ГЛАВА 2

Мирон

– Мирон Александрович, не переживайте, все будет в лучшем виде, – уверяла меня управляющая рестораном, широко улыбаясь. – Любой каприз за ваши деньги.

В реалиях данного заведения это выражение имеет вполне недвусмысленное значение. В лепешку расшибутся, но прихоть исполнят.

И моя будущая жена почему-то решила, что это именно то самое место, где нам стоит с широким размахом отпраздновать вступление в брак.

Она сама выбрала украшение зала, рассадку гостей и даже музыку. Для меня все это не имело никакого значения. До ЭТОГО момента.

Я не сразу обратил внимание на сцену, хотя сладкий, упоительный голос приятно ласкал слух знакомыми интонациями.

Но я запрещал себе думать об Ане. Вычеркнул ее из жизни навсегда. Натренированный годами самоконтроль ни разу не дал сбоя.

Любые мысли об этой девчонке я на корню рубил.

Как мух безжалостно лупил мухобойкой.

Это было нужно, чтобы не сойти с ума.

Был уверен – хватит одного взгляда на Аню, и я пропаду. Провалюсь, к чертям, в самое пекло Ада.

Так и получилось. Не смог удержаться. Посмотрел. Дал слабину всего лишь раз.

На мгновение мой разум будто в воду зашвырнули. Слух точно сдавило оглушающей толщей воды. А тонкий манящий голос не переставал мелодично литься на фоне.

Стерва.

Будто знала, когда меня подловить.

А она знала.

Только немой не судачил о приближающейся свадьбе крупного бизнесмена Богданова и дочери известного политика Олега Лаврентьева.

Дрянь.

Зачем она здесь?

Испортить мне свадьбу?

Или подцепить на свой крючок очередного дурачка, что будет смотреть ей в рот и пускать слюни, как умалишенный?

Она же знает, как затащить мужиков в свои прочные сети. Опытная рыбачка. Только я раньше этого разглядеть не смог. Узнал, когда уже стало поздно.

С трудом борюсь с желанием прямо сейчас подняться на сцену. Наброситься на Аню и…

Расцветающую ярость сдерживаю усилием воли.

Злюсь больше на себя. За то, что слаб, что рядом с ней до сих пор чувствую себя уязвимым. Моя ахиллесова пята.

–