я практически не приблизился бы к цели, потому что по-прежнему находился бы от Джоди на расстоянии тех миллионов негеографических миль, которые отделяют жителей Олимпа от простых смертных.

Я решил угнать самолет. Мой дьявольский план был очень прост. Похищение лайнера заранее обречено на провал, в этом я не сомневался. К тому же мне чуждо насилие, и за настоящее оружие я ни за что не возьмусь.       Совсем другое – захватить самолет маленький, в тихом месте, до которого никому на свете нет дела. Одного заложника – пилота – мне вполне бы хватило. Прилетев в Лос-Анджелес, я выдвинул бы единственное требование: пригласить Джоди Фостер. Я говорил по-английски довольно хорошо и рассчитывал убедить американцев в безобидности моих намерений. Я очень надеялся, что она согласится войти в самолет. Я намеревался рассказать ей о тех мыслях и чувствах, которые она сумела поселить во мне. Мне нужно было взять ее за руку: в этот момент я был бы абсолютно свободен, как может быть свободным только человек, всходящий на плаху. Те несколько минут, что отделяют его от смерти, делают приговоренного равным богу.

И вот с колотушкой в руке я нахожусь в кабине кукурузника.

Солнце клонится к правому борту, но в салоне еще жарко. Вокруг самолета, взявшись за фуражку, бродит Иван Иванович, представитель деревенской власти, милиционер во втором поколении. Судя по его напряженному виду, он пытается вычислить мои действия, продумать всевозможные варианты. Периодически он подходит к кабине и, соблюдая меры безопасности, то есть держа руки на виду, заглядывает в иллюминатор.

– Ему за удобрениями давно пора лететь, а ты держишь его! Террорист! Какая, к дьяволу, Америка! Ты что, сдурел?! Он же Москву на карте не найдет!

Услышав в свой адрес это безобразное замечание, дядя Петя оглушительно захрипел в приоткрытый иллюминатор:

– А не пошел бы ты на тын еловый, Иваныч! Это я-то не знаю, где Америка?!

Ситуация выходила из-под контроля, и мне пришлось громко сказать:

– Приказываю замолчать! Вы, там, отойдите от самолета, не то я до смерти заколочу пилота вот этим! – Я помахал перед сползшим с кресла дурным дядей Петей колотушкой так, чтобы Ивану Ивановичу было хорошо видно.

Милиционер поспешно отбежал и, сняв фуражку, принялся судорожно ею обмахиваться. Мне хотелось думать, что делает это он по причине безудержного страха, нежели от жары.

– Послушай, – опять начал он, – ты хоть подумал своей башкой, как вы туда долетите?! Вам же придется переть через всю Атлантику, вы же утопните! Ты что, думаешь, горючего в этом гадюшнике на колесах хватит перелететь океан?!

Представителя местной власти, Ивана Ивановича, милиционера во втором поколении, подвел стереотип мышления.

Погрозив для острастки колотушкой дяде Пете, я наклонился к стеклу и по-злодейски рассмеялся:

– А мы полетим на восток, через Чукотку!

Милиционер Иван Иванович насторожился.

– Это как – через Чукотку?

– Географию нужно было учить в школе, милейший! – убийственно изрек я. – Известно ли вам, о бессонный блюститель земного порядка, что через Берингов пролив до Аляски не многим более ста километров? И Соединенные Штаты Америки находятся гораздо ближе, чем вы можете вообразить!

Представитель местной власти, Иван Иванович, милиционер во втором поколении, разинул рот. Вероятно, эта новость поразила его до основания. Он опустился на траву.

– Это как же, сто километров… это выходит, они… мы… совсем рядом. Этого не может быть! Я не согласен! – он встал на четвереньки, нахлобучил фуражку, поднялся и, пошатываясь, поплелся прочь.

Исчезающая на нетвердых ногах последняя надежда придала дурному дяде Пете каплю храбрости. Он прильнул к стеклу и что есть мочи завопил:

– Не оставляй меня, Иваныч!

Однако представитель местной власти только махнул рукой, а может, это была лишь иллюзия летнего марева. Я не ожидал, что услышанное окажет на милиционера такое мощное воздействие. «Воистину: знание не только сила, но и реальное оружие» – подумал я.

Слегка ткнув колотушкой в лоб дурного дядю Петю, я заставил его морально сломиться, и он затих, не смея скосить взгляд в мою сторону. Однако, взглянув на него внимательнее, я почувствовал беспокойство. Сначала я не мог определить источник сомнения, и только когда дядя Петя издал протяжный резкий звук и в воздухе отчетливо запахло перегаром, я понял, что меня тревожит.

По моим расчетам, гарантией мной задуманного выступал дурной дядя Петя, пилот из районного центра. Допустим, мы, периодически садясь на дозаправку, долетим до места. Прикрываясь дядей Петей, как щитом, я выдвину свои требования.

Вопрос в том, насколько американцы гуманны. А вдруг запас их гуманности не так велик, чтобы спасать дурного дядю Петю, пилота из районного центра? С другой стороны, говорят, американцы так милосердны, что будут бороться за жизнь даже одного человека. Однако на рядового Райна дурной дядя Петя не тянул даже при очень большом человеколюбии американцев. К тому же иностранный гражданин. Значит, оставалась известная доля риска. Но я был готов к этому.

Я вытащил из сумки большую карту мира, разложил ее на полу салона, включил освещение и еще раз проверил заранее подготовленный маршрут. Мой пилот был деморализован, путь – свободен. Пришло время действовать.

Я закрыл глаза и на миг перенесся во времени и пространстве туда, где ждала меня она. Предо мной была Джоди. Нежно сжимая руками ее ладонь, я говорил с ней, символом моей свободы. И она понимала меня. Изученные до миллиметра жесты, взгляд, малейшие изменения которого я мог пересказать наизусть, и невысокий, мучительно родной голос, каким могла обладать только она…

Хриплый рев мгновенно разрушил мою реальность. Я открыл глаза и увидел отчаянно машущего кому-то рукой дурного дядю Петю. Быстро шагнув в кабину, я наклонился к стеклу и заметил несущийся к самолету по короткой траве поля желто-синий мотоцикл. На нем восседал, высоко подняв руку с каким-то предметом, представитель местной власти, Иван Иванович, милиционер во втором поколении.

Я сунул колотушку в лоб дяде Пете, но, к моему ужасу, это не подействовало. Морально сломленный дурной дядя Петя, пилот из районного центра, обрел вторую жизнь.

– Чё, блин, видал? Моя милиция меня стережет! – он сипло захохотал, косясь, однако, на оружие в моей руке.

Я бросился в салон, вернулся, и, положив колотушку на голову дяде Пете, все же заставил его вжаться в кресло.

– Сиди и не дергайся. – Я надеялся, что мой голос достаточно страшен. – В случае провала заколочу до смерти сначала тебя, потом себя. Ты понял?

Дурной дядя Петя был снова деморализован.

Я вернулся в салон, приоткрыл дверь и принялся осторожно следить за приближающимся мотоциклом. Радость на лице милиционера