это не была карта страны или мира. Это была карта звездного неба.

Столешница была выполнена из матового черного камня — идеально ровного. Ее поддерживали массивные ножки в виде бронзовых птичьих лап. А созвездия, подписи и звезды были нанесены золотом, серебром и самоцветами.

Я засмотрелся на потолок, но ничего толком не увидел — зал освещался только свечами, и он утопал в полумраке. Лишь декоративные колонны темнели, врастая в это темное небо.

— Владимир Андреевич Оболенский, — представил меня распорядитель и отодвинул передо мной один из трех высоких стульев с резной спинкой.

— Темный брат Луций, дисциплинарий, — следом разместили и моего товарища.

Ещё одно кресло оставалось пустым. Но ненадолго.

— Юлия Дмитриевна Дашкова, — объявили возле дверей.

Я обернулся, а пальцы сами собой сложились в кулак. Луций заметил это и настойчиво потянул меня за плечо, чтобы я сел.

— Тише, ваше сиятельство. В этом месте никто не допустит кровопролития.

Дело было не в этом. Я не боялся Дашковой и ее дара. В конце концов, в прошлый раз она проиграла окончательно, провалив миссию и едва не лишившись жизни. Просто меня раздражала необходимость с ней возиться. Но это было необходимо.

Дашкова шла, опираясь на трость. Она была облачена в черное, хотя, как я понял, еще даже не была послушницей. Луций ведь говорил, что она оставалась незарегистрированной носительницей Тьмы. Значит, прав на форменные отличия Ордена у нее не было.

И все же она с ног до головы была облачена в черное. Звучало как заявление. Только какое именно? Таким образом она признавала власть Ордена над собой? Или, наоборот, уже считала себя частью Ордена?

— Юлия Дмитриевна, прошу, — распорядитель отодвинул перед ней стул, и теперь она оказалась сидящей по левую руку от Луция, а я — по правую.

Двери зала снова захлопнулись, а все распорядители словно растаяли в воздухе. Я даже начал сомневаться в их реальности.

— Итак, приступим к рассмотрению версий наших свидетелей, — старик, которого я помнил как отца Вергилия, поднялся с места и уставился на дисциплинария. — Полагаю, справедливее начать с вас, темный брат Луций. Поведайте нам о событиях, свидетелем которых вы стали.

Я заметил, что у некоторых советников были особые знаки отличия. На плечах пятерых — трех мужчин и двух женщин — лежали тяжелые цепи с массивными круглыми кулонами. В центре каждого кулона был гладкий отполированный темно-красный камень, похожий то ли на рубин, то ли на гранат. Друзилла была одной из двух дам, что удостоилась такой цепи. У отца Вергилия, к слову, такая тоже имелась.

Знак Примогена?

Дисциплинарий отодвинул стул с тихим скрипом и начал свой рассказ. Причем зашел совсем издалека и затронул события, которые случились еще на острове.

— Уже тогда моим заданием был поиск незарегистрированного носителя Тьмы, которого мы нашли на территории Академии, — сказал Луций. — Однако, прибыв на остров, я обнаружил двоих. Как сейчас понимаю, Юлия Дашкова находилась там по поручению Примогена Эребуса. И тогда же на господина Оболенского было дважды совершено покушение. Из чего я делаю вывод, что задание госпоже Дашковой было дано уже давно. Это не импульсивное решение, господа советники. На Оболенского объявили охоту. И я лично убедился в этом в Изваре.

Друзилла слушала Луция, слегка кивая. Остальные советники, в том числе отец Вергилий, эмоций не показывали, однако я чувствовал, как сгущалось напряжение в зале. Что-то мы сковырнули. Что-то очень неприятное.

— Вы подтверждаете, что находились на острове в Ладожском озере с заданием убить господина Оболенского? — спросил Дашкову отец Вергилий.

Юлия равнодушно пожала плечами.

— Да, такое задание было дано мне еще в июне. Я произвела две попытки, но обе потерпели неудачу. После этого я вернулась в Петербург за дальнейшими распоряжениями.

— Вы подтверждаете, что распоряжения вам отдавал Примоген Эребус?

— Да, Примоген Вергилий, — кивнула Дашкова. — Подтверждаю. Третий приказ я получила, когда Примоген Эребус выяснил, что Оболенского намеревались отправить в Извару. Тогда в срочном порядке меня направили туда.

— С тем же заданием?

— Именно, Примоген Вергилий. С тем же заданием.

— Как оно звучало? Процитируйте, пожалуйста, формулировку.

Дашкова слегка улыбнулась.

— Приказ звучал — лишить Оболенского дара Тьмы. Как известно, существует лишь один гарантированный способ избавиться от дара — умереть.

— Юлия Дмитриевна, вы осознавали, что выполняете незаконный приказ?

— Я получила этот приказ лично от Примогена вместе со знаком его полномочий, — ответила девушка. — Я была уверена, что все согласовано.

— Черта с два! — выпалил я, и Луций едва успел усадить меня на место. — Она знала, что Орден этого не одобрит! Она сама сказала! Именно поэтому привлекли ее, незарегистрированную — чтобы не бросать тень на членов Ордена! Луций, ну скажите же вы им!

Вергилий уставился на нас красными от усталости глазами.

— Вы подтверждаете этот факт, дисциплинарий?

— Да, — отозвался Луций. — Дашкова знала, что действовала тайно. Однако я допускаю, что Примоген Эребус мог утаить от нее детали.

Вергилий жестом велел всем сесть.

— Юлия Дмитриевна, два последних вопроса.

— Разумеется.

— Ваш уровень владения Тьмой высок, а техника отточена. Кто обучал вас ремеслу?

— Примоген Эребус.

— Второй вопрос. Почему вы, зная, что задание крайне рискованное и потенциально незаконное, согласились его выполнить?

Дашкова хищно улыбнулась и уставилась на Вергилия в упор.

— Потому что я видела то, что видел Примоген Эребус. Я видела то, что так его напугало. Вы ошибаетесь, если думаете, что он сошел с ума или что я решила помогать ему ради какой-то выгоды. Единственная выгода от этой затеи — выживание всего Ордена. Эребус пошел на это ради вас, ради всех вас. А я, понимая, что тоже вскоре стану частью Ордена, не могла не вмешаться.

По залу прокатился ропот.

— Вот мы и подошли к ключевой части заседания, — сказал Вергилий, переглянувшись с Друзиллой и остальными Примогенами. — Эребус, друг мой. Покажите же наконец, что вас так обеспокоило.

Эребус оказался живым мужчиной лет шестидесяти — невысоким, сухим, с залысинами и слегка всклокоченными отросшими седыми волосами. В отличие от многих присутствующих, одет он был скромно и свое примогенство явно не выпячивал — только цепь и больше никаких украшений.

Говоря откровенно, он единственный из этого сборища выглядел похожим на ученого и того, кто действительно заботился о постижении каки-то истин. И это меня пугало больше всего.