Вот стол девушки Сони. На нем все аккуратно разложено по стопочкам, по папкам, по скоросшивателям — всякая бумажка свое место знает.

Соня — кудрявая черноволосая девушка с пухлыми щечками, которые то и дело покрываются стыдливым румянцем, душится очень дорогими изысканными духами. От этого запаха у мужиков потеют подмышки, они начинают чаще дышать и совершать необдуманные поступки. Ладно, когда мужики эти — клиенты. Им сам Бог велел терять голову во время сделки, а вот что его агент Миша попался на крючок, влюбился как мальчишка — это плохо. У Миши ведь семья…

Вадим заглянул под Сонин стол. Так и есть — красные туфли на каблуке. «Дневники красной туфельки», — сразу вспомнил он и улыбнулся. Надо бы ей сказать, чтобы одевалась поскромнее — не ресторан все-таки…

Мишин стол особый. Он чист и пуст, все бумаги у него заменяет большой лист ватмана под стеклом, на котором в тщательно расчерченных клеточках стоят никому не понятные знаки. Это зашифрованные объекты, над которыми он работает. Совсем как в секретной части какого-нибудь боевого спецподразделения. Но Миша не военный, он бывший математик, и, наверно, оттого дух над его рабочим столом витает какой-то излишне строгий, бухгалтерско-канцелярский.

Мишу с Соней Вадим Георгиевич про себя называл «гончими». Как собаки, спущенные на зайца, они рыскают по городу в поисках добычи, и, если уж какому клиенту суждено попасть им в руки, ему не уйти. Они предлагают покупателю десятки, сотни вариантов: своих, чужих (объекты других фирм), левых, правых, фантастических, реальных, дешевых, дорогих — всяких, так что у бедного клиента голова начинала кругом идти от обилия информации, пока он наконец не соглашался, и порой не на самое лучшее. Продавцу же за объект они сулили златые горы, пай на следующей неделе, пещеры Али-Бабы. Иногда продавцу даже посоветоваться не давали — отсеивали отшивали, отбривали всех, кто пытался перейти порогу. Если надо — Соня с Мишей ластились к клиентам, как котята. Они были тонкими психологами, если приплюсовать сюда румяные Сонины щечки, клиенты считали этот румянец признаком стыдливости, но Вадим-то Георгиевич знал, что причина его никакая не стыдливость, а волнение охотничьего азарта. Еще была Катька…

Телефонный звонок заставил Вадима Георгиевича вздрогнуть. Он взял пропахшую Сониными духами трубку.

— Агентство «Гарант плюс», слушаю вас! На другом конце провода что-то зашуршало, захрипело, в трубке раздались звуки, похожие на шум отъезжающего автомобиля, потом сквозь них прорвался старушечий голос:

— Алло, кто говорит?

— Агентство «Гарант плюс», —повторил Кравцов. — Что вы хотели?

— Мне нужен директор.

— Да-да, я слушаю.

— Это Вадим Георгиевич? — уточнила старушка.

— Да, это я. — Вадим Георгиевич всегда старался раньше времени терпения не терять.

— Мне Лизуня посоветовала к вам обратиться. Хороший парень, говорит. — Голос стал удаляться, допотопный аппарат не выдерживал высоких старушечьих частот.

— Какая еще Лизуня? — Вадим Георгиевич не сразу сообразил, что речь идет о теще. — Ах да, извините! Громче говорите, громче! Вас не слышно!

Но голос уже исчез, растворился в бесконечнык тресках и скрипах, превратился в тихое бульканье. Вадим повесил трубку и улыбнулся, подумав вдруг, что голос ему до боли знаком. Наверное, эту бабку у тестя в гостях неоднократно видал, Лизуня, понимаешь ли, твою мать!

Он взглянул на часы — пора было ехать к «господам чижикам». Прошлепал к входной двери, открыл ее.

— Володя! — громко позвал Вадим Георгиевич, ища глазами на стоянке заводоуправления машину фирмы. — Володя!

Машины не было. Этот чертов Володя наверняка поехал заправляться. Тупой, послушный болван! Нет, теперь он его точно выгонит!

Вадим Георгиевич вернулся к столу Владимира Ивановича. Присел, с трудом приподнял край, его тяжелейший угол. Чувствуя, как кровь приливает к лицу, ногой вынул ботинок из-под ножки. По краям подошвы выступил белесый клей, но каблук вроде бы не шатался. Он попробовал ножницами соскрести выступивший клей — не тут-то было! Все, пора. «Господа чижики» ждать не будут.

Вадим Георгиевич вернулся в свой кабинет, переобулся, полез в сейф. Пачку с долларами опустил во внутренний карман пиджака.

Он тщательно закрыл офис, завел свой «фольксваген» и поехал к Курскому вокзалу.

* * *

На Тверской гремел автомобильный поток, а в пятидесяти метрах от него, в Брюсовом переулке, на бывшей улице Неждановой, стояла тишина. Снег большими мягкими хлопьями покрывал ветви деревьев в палисаднике, за которым стоял большой каменный дом, увешанный мемориальными досками. Раньше здесь жили великие…

Из подъезда вышел чернявый мужчина с крохотной собачкой на руках, аккуратно опустил собаку на снег.

— Иди погуляй, щенка, — сказал мужчина с кавказским акцентом.

Собачка фыркнула и, утопая в снегу, засеменила к ближайшему дереву. Мужчина поднял воротник дубленки, тоскливо посмотрел на разверзшиеся небеса и выругался на своем родном языке. Взгляд мужчины упал на темные окна третьего этажа.

— Вот совсем какой дурак! — сказал мужчина, обращаясь то ли к самому себе, то ли к собачке, то ли к небесам.

В огромной трехкомнатной квартире за неосвещенными окнами было темно и тихо. Тусклый свет едва проникал сквозь запыленные стекла и плотные полузадернутые шторы. Под отошедшими от стен обоями тихо шуршали тараканы.

Комнаты были пусты. 'Только в одной из них, самой маленькой, в углу около окна стоял старинный диван с высокой спинкой, а в другом — массивные напольные часы. Часы давным-давно встали, никто их не заводил, так что тараканы успели и в их механизме поселиться.

На диван было набросано какое-то тряпье: полуистлевшее одеяло, старая шинель с генеральскими погонами, выцветшая от времени куртка.

Тряпье зашевелилось, и из-под него вылез молодой человек с всклокоченными волосами. Лицо его было таким худым, будто его специально морили голодом.

Молодой человек растерянно оглянулся на окно, увидел заснеженные ветки деревьев и тяжело вздохнул. Выпростал закутанные в одеяло с шинелью ноги, спустил их вниз. Теперь было видно, что спал он в одежде — на нем были джинсы и свитер.

Парень ощупал ляжки. Джинсы были мокрые.

— Ну вот, опять, — вздохнул он, поднялся и пог плелся на кухню к чайнику.

Припал к носику, жадно глотая воду. Облил свитер. Растер влагу по шерсти. Поежился. Зашел в разоренную ванную комнату, в которой давно не было ни ванны, ни раковины. Под краном стояло большое эмалированное ведро, наполненное до краев. Кран звонко капал в него большими частыми каплями… Молодой человек с трудом отнес ведро в туалет и вылил его в унитаз. Потом снова вернулся в ванную, смочил глаза, лоб, на чем его умывание и закончилось. Вытерся он воротом свитера, а вытеревшись, снова подошел к окну и долго, с тоской смотрел на падающий снег, думал что-то. А подумав, как был босиком, направился к входной двери.