у меня были разнообразными — зола, чистый протеин и нектар одуванчиков. Однажды, когда в доме появилась еда, мама позвала за стол. Я оторвался от игрушек и побежал на кухню. На столе было всё, от чего меня всегда тошнило: молоко с пенками, суп с огромным вареным луком и манная каша с комками. Тут я сказал: 'Мамочка, если меня вывернет наизнанку, сверни меня, пожалуйста, обратно'. Она строго на меня посмотрела и ответила: 'Свёрнутый сынок — не мой сынок. И я не мама, а Бага-Яга'. Мне стало не по себе — Баба-Яга здесь, она пришла в мой дом. Тут я услышал, как в замке входной двери повернулся ключ — папа пришел. Он поцеловал маму. Я хотел крикнуть ему, что это Баба-Яга. Но та, которая раньше была моей матерью, зло на меня посмотрела и хитро улыбнулась, как бы говоря: 'Спокойно, сынок, я здесь. Не бойся ничего, ведь до этой ночи я буду твоей мамой. А уж потом…'

На этом шутка закончилась. Никто не смеялся. Только ребенок, в первом ряду, всхлипнул. Мне стало жаль бедное дитя, но я зачем-то скорчил ему страшную рожу. Ребенок еще раз всхлипнул и завыл. Его мать злобно на меня посмотрела. Я не выдержал и вытянул руку в ее сторону.

— Вот Баба-Яга, сидит тут, рядом с маленьким мальчиком!

Ребенок перестал выть. Он, по-моему, вообще перестал дышать, но я ошибся. Мальчик широко раскрыл рот, глубоко втянул в себя воздух, и заорал так, что мама подскочила на месте, резво встала на мощные ноги, сгребла в охапку сумасшедшего своего сынка, и…

— Пошла вон из моего зала! — крикнул я ей вдогонку.

Людям явно не нравилось мое выступление: кто-то шаркал ногами, кое-кто тихонько матерился, дети постарше зевали, а груднички спокойно спали, сопя в обе ноздри.

Я отчего-то загрустил и замолчал. Молчал так долго, что меня уже хотели вывести из зала, но я чудом отбрыкался от наседавших, и они отцепились. Мое молчание превратилось в главную часть выступления. Людям надоело, и на задних рядах стали топать ногами и кричать:

— Ну, чё там, аллё?!

— Не молчи, гундосый!

— Шути уже, падла!

После такого подбадривания, сразу захотелось сказать пару теплых слов. Но в это мгновение в закрытое окно влетел футбольный мяч — стекло брызнуло хрустальными осколками. Тут же с кресла вскочил какой-то смельчак, которому уже давно хотелось уйти с концерта. Он подбежал к окну и крикнул:

— Э, слышь, шакальё! Резче по углам разбежались, я сказал! Чего ты вякнул? Я тебе этот мяч…

Его оттащил приятель. Зал развеселился, на что ушло добрых пять минут. Я немного успокоился, но уже ничего не хотел говорить.

И вдруг слышу справа скрипучий голос:

— Да ни хрена ты не можешь!

На сцену полез какой-то зелёный старик. Всё на нем: и серый костюм, и седые волосы, и щетина были с зелёным оттенком. По-моему, дед родился в то время, когда на Земле еще не было никаких микробов.

Когда этот говорящий мох взобрался на пыльные подмостки, он тут же начал вещать:

— Вот что я вам скажу, братья мои! Который год стоит на дворе? Семнадцатый. Что обычно происходит в семнадцатом годе? Правильно — события. Каковы они сейчас? Разные. Я собрал все клоунские премии Брянщины, Орловщины, Магаданщины…

Он мог и дальше задавать вопросы и сразу же на них отвечать, но тут вскочило Красное Платье:

— Уйди со сцены, малахольный! Дай мальчику договорить!

— Так он же не может! — сказал старик и ехидно засмеялся.

— Пусть лучше молчит он, чем ты будешь тут тарахтеть! Сгинь, юродивый!

Мне было приятно. Как мать, она встала на защиту не разумного сына! Как курица, она прикрыла своим трепещущим крылом слабого цыпленка от кривого коршуна! Боже, да я готов век молиться на эту женщину!

В итоге, у меня вновь образовалась спасительная пауза, пока этого чёрта из табакерки не сдуло со священных подмостков.

Оставалась минута до конца моего мучения, и надо было её доработать:

— К известному врачу приходит пациент и спрашивает: 'Доктор, скажите, уринотерапия — это мошенничество?' Доктор отвечает: 'Ну что вы, какое мошенничество: урина-то настоящая!'

Всем было до фени, а полтора часа прошло. Люди стали расходиться. Кто-то громко крикнул:

— Нет, мужики, это не лажа — это шоу: клоун-то настоящий!

Ребята гоготнули и пошли на выход.

Я шел домой и думал: 'Мне плевать, если вам не понравилось, потому что пять минут назад, за кулисами, мне сказали, что теперь эта работа моя. Ежедневная работа — смешить таких, как вы. А вы будете слушать такого, как я. Шаг влево, шаг вправо… И как бы вы ни возмущались, как бы ни топали ногами — бесполезно: отныне это моя работа, а вы — мои зрители. Вы же много чего терпели — смиритесь и с этим!'

Москва, февраль 2017 г.