– Мы многое узнали из этого обзвона, – примирительным тоном произнесла Тони.

Она нервничала, считая, что находится в сложном положении. Оба мужчины были старше ее – и по положению, и по возрасту: обоим было за пятьдесят. И хотя Тони не имела права приказывать им, она убедила их воспринять случившееся как кризис. Эти мужчины хорошо относились к ней, но их добрая воля была на пределе. Тем не менее Тони считала, что должна настоять на своем. Ведь на карту были поставлены безопасность людей, репутация компании и ее карьера.

– В будущем у нас всегда должны быть номера телефонов всех, кто имеет доступ в ЛБЗ-четыре, где бы они ни находились, чтобы в случае чрезвычайной ситуации можно было быстро с ними связаться. И мы должны просматривать журнал чаще, чем раз в год.

Макэлпайн буркнул что-то себе под нос. Как директор лаборатории, он отвечал за журнал, и настроение его объяснялось тем, что это он должен был обнаружить отсутствие пометки в журнале. Он плохо выглядел по сравнению с деловитой Тони.

Тони повернулась к другому мужчине, директору по кадрам.

– Как далеко мы продвинулись по вашему списку, Джеймс?

Джеймс Эллиот оторвал взгляд от экрана компьютера. По манере одеваться он походил на брокера – носил полосатые костюмы и пестрые галстуки, словно желал выделяться среди ученых, ходивших в твиде. Такое было впечатление, что он считал правила безопасности нудной бюрократией, возможно, потому, что сам никогда не работал с вирусами. Тони находила, что он помпезен и глуп.

– Мы переговорили со всеми, кроме одного, из двадцати семи сотрудников, имеющих доступ в ЛБЗ-четыре, – произнес он, подчеркивая слова, словно учитель, уставший что-то объяснять самому тупому в классе ученику. – Все сказали правду, когда в последний раз заходили в лабораторию и открывали хранилище. Ни один не заметил, чтобы кто-то из коллег вел себя странно. И никого не лихорадит.

– А кто у нас остался неохваченным?

– Майкл Росс, лаборант.

– Я знаю Майкла, – сказала Тони. Это был застенчивый неглупый человек лет на десять младше ее. – Я даже была у него дома. Он живет в коттедже милях в пятнадцати отсюда.

– Он работает в нашей компании восемь лет без единого замечания. – Макэлпайн провел пальцем по списку и сказал: – В последний раз он заходил в лабораторию две недели назад – проверял животных.

– А потом что делал?

– Был в отпуске.

– Он должен был сегодня выйти на работу, – вставил Эллиот. И посмотрел на свои часы. – То есть вчера. В понедельник утром. Но не явился.

– Сказался больным?

– Нет.

Тони в удивлении подняла брови.

– И мы не можем с ним связаться?

– Ни его домашний телефон, ни мобильный не отвечают.

– Вам это не кажется странным?

– То, что одинокий молодой мужчина решил продлить отпуск, не предупредив своего нанимателя? Так же странно, как то, что в Гленко идет дождь.

Тони снова повернулась к Макэлпайну:

– Но вы же говорите, что Майкл на хорошем счету.

Вид у директора лаборатории был встревоженный.

– Он человек очень добросовестный. Удивительно, что он решил устроить себе отпуск без разрешения.

– Кто был с Майклом, когда он в последний раз заходил в лабораторию? – спросила Тони. Она знала, что кто-то должен был с ним быть, так как по правилам в ЛБЗ-четыре из-за опасности никто не мог работать в одиночестве.

Макэлпайн взглянул на свой список.

– Биохимик доктор Ансари.

– По-моему, я его не знаю.

– Ее. Это женщина. Моника.

Тони взяла трубку телефона.

– Какой у нее номер?

Моника Ансари говорила с эдинбургским акцентом и, похоже, была разбужена от крепкого сна:

– Ховард Макэлпайн мне уже звонил.

– Извините, что беспокою вас снова.

– Что-то случилось?

– Это по поводу Майкла Росса. Мы не можем его найти. Вы, кажется, были с ним в воскресенье, две недели назад в ЛБЗ-четыре.

– Да. Одну минуту. Я включу свет. – Пауза. – Господи, неужели так поздно?

– Майкл на другой день ушел в отпуск, – не отставала Тони.

– Он сказал мне, что собирается съездить к матери в Девон.

Тони тут же вспомнила, почему она была у Майкла дома. Около полугода назад она упомянула в разговоре в столовой, как ей нравятся портреты пожилых женщин Рембрандта – с какой любовью выписаны каждая складочка, каждая морщинка. Сразу видно, сказала она, как, должно быть, Рембрандт любил свою мать. Майкл так и расцвел и сказал, что у него есть копии нескольких рисунков Рембрандта, которые он вырезал из журналов и каталогов аукционов. После работы она поехала с Майклом к нему посмотреть портреты – изображения пожилых женщин в изящных рамках занимали всю стену его маленькой гостиной. Тони волновалась, опасаясь, что он предложит ей остаться – он ей нравился, но не в таком плане, – однако, к ее облегчению, выяснилось, что он хотел лишь показать ей свою коллекцию. Словом, она решила, Майкл – маменькин сынок.

– Это нам поможет, – сказала Тони Монике. – Подождите немного. – Она повернулась к Джеймсу Эллиоту: – Есть у нас данные его матери для контакта?

Эллиот повел мышкой и щелкнул.

– Она числится как его ближайший родственник. – И взял телефонную трубку.

А Тони снова заговорила с Моникой:

– В тот день Майкл выглядел как всегда?

– Абсолютно.

– Вы вместе вошли в лабораторию?

– Да. Потом, конечно, каждый пошел в свою раздевалку.

– А когда вы вошли в саму лабораторию, он был уже там?

– Да, он быстрее переоделся.

– Вы работали рядом с ним?

– Нет. Я была в боковом отсеке – занималась выращиванием живой ткани. А он проверял животных.

– Вы ушли из лаборатории вместе?

– Он ушел на несколько минут раньше.

– У меня такое впечатление, что он мог заглянуть в хранилище без вашего ведома.

– Вполне мог.

– А какого вы мнения о Майкле?

– Нормальный малый… по-моему, безобидный.

– Угу, это доброе слово о нем. А вы не знаете, есть у него девушка?

– По-моему, нет.

– Вы считаете его привлекательным?

– Приятный, но не сексуальный.

Тони улыбнулась.

– Точно. Ничего странного за ним не замечали?

– Нет.

Почувствовав, что женщина ответила нерешительно, Тони помолчала, давая ей подумать. Рядом с ней Эллиот говорил с кем-то – просил позвать к телефону Майкла Росса или его мать.