– Доктор Соломонс вызывает мисс Галло.

– Алло, – произнесла Тони.

Послышался голос доктора:

– Майкл умер, Тони.

Тони зажмурилась.

– Ох, Руфь, мне так жаль!

– Он умер бы, даже если бы мы добрались до него на сутки раньше. Я почти уверена, что у него была Мадоба-два.

– Мы сделали все, что могли, – прерывающимся от горя голосом сказала Тони.

– Есть идея, как это случилось?

Тони не хотела распространяться в присутствии Фрэнка.

– Его смущала жестокость к животным. И потом, я думаю, он был выбит из колеи смертью матери год назад.

– Бедный мальчик.

– Руфь, у меня тут полиция. Я поговорю с вами позже.

– О'кей.

Связь прервалась. Тони сняла наушники.

– Значит, он умер, – сказал Фрэнк.

– Его звали Майкл Росс, и похоже, что он подцепил вирус под названием Мадоба-два.

– А что это было за животное?

Тони неожиданно решила устроить для Фрэнка маленькую западню.

– Хомячок, – сказала она. – По имени Пушистик.

– Могли и другие люди заразиться?

– Это вопрос первостепенной важности. Майкл жил тут один – у него не было семьи и было лишь несколько друзей. Все, кто посещал его до того, как он заболел, – вне опасности, если у них не было особо интимных отношений, например, если они не кололись одной иглой. Всякий, зашедший к нему, когда уже появились признаки заболевания, наверняка вызвал бы врача. Так что есть серьезное основание считать, что он никому не передал вируса. – Тони все приуменьшала. С Кинкейдом она была бы откровеннее, так как могла быть уверена, что он не поднимет паники. А Фрэнк был другой. И она добавила: – Но наша первостепенная обязанность – связаться со всеми, кто мог встречаться с Майклом в последние шестнадцать дней. Я нашла его адресную книжку.

Фрэнк изменил направление разговора:

– Я слышал, ты сказала, что его смущала жестокость к животным. Он принадлежал к какой-то группе?

– Да. «Свободу животным».

– Откуда тебе это известно?

– Я проверяла его записи.

– Это обязанность полиции.

– Согласна. Но вы ведь не можете войти в дом.

– Я мог бы надеть костюм.

– Костюм-то надеть можно, но, прежде чем в него облачаться, надо пройти обучение биоопасности.

Фрэнк снова начал распаляться:

– Ну так принеси мне этот материал сюда!

– А почему мне не попросить кого-то из моей команды отправить тебе факсом все бумаги? Мы можем также переслать все, что есть на компьютере Майкла.

– Мне нужны оригиналы! Что ты тут скрываешь?

– Ничего, даю слово. Но все, что находится в доме, должно быть продезинфицировано либо дезинфектантом, либо паром под высоким давлением. В обоих случаях бумага будет уничтожена, и компьютер вполне может пострадать.

– Я этот протокол изменю. Интересно, знает ли начальник полиции, что позволил тебе Кинкейд.

Тони почувствовала, что теряет терпение. Была уже глубокая ночь, ей надо было разбираться с серьезнейшей ситуацией, а она вынуждена была осторожничать, чтобы не задеть чувства обидчивого бывшего любовника.

– Ох, Фрэнк, ради Бога… возможно, ты и прав, но такова ситуация, так неужели мы не можем постараться забыть прошлое и дружно работать единой командой?

– В твоем представлении работать в единой команде – значит, чтобы все делали то, что ты скажешь.

Она рассмеялась.

– Довольно верно. Что, по-твоему, должно быть нашим следующим шагом?

– Я поставлю в известность о случившемся региональное управление здравоохранения. Они согласно протоколу являются головной организацией. Как только они разыщут намеченного ими консультанта, он захочет первым делом созвать тут утром совещание. А мы тем временем должны связываться со всеми, кто мог видеть Майкла Росса. Я посажу пару детективов обзвонить все номера из этой адресной книжки. Тебе я предлагаю опросить всех сотрудников «Кремля». Было бы полезно завершить все это к тому времени, когда мы встретимся с советом здравоохранения.

– Хорошо. – Тони медлила. Надо было кое о чем попросить Фрэнка. Его лучший друг – Карл Осборн – был местным телерепортером, ценившим сенсацию больше точности. Если Карл узнает о случившемся, он поднимет крик.

Тони знала, что добиться чего-либо от Фрэнка можно, лишь опираясь на факты, а не утверждая что-то или прося.

– В протоколе есть пункт, на который я должна обратить твое внимание, – начала она. – Там сказано, что не следует делать прессе никаких заявлений без предварительного согласования с главными заинтересованными сторонами, включая полицию, региональное управление здравоохранения и компанию.

– Нет проблем.

– Я упомянула об этом пункте, чтобы не пугать народ. Скорее всего никому не грозит опасность.

– Отлично.

– Мы не хотим ничего скрывать, но сообщение о случившемся должно быть спокойным и взвешенным. Не надо, чтобы кто-то запаниковал.

Фрэнк усмехнулся.

– Ты испугалась рассказов в бульварных газетенках о хомяках-убийцах, бродящих по нагорьям.

– Ты мой должник, Фрэнк. Надеюсь, ты это помнишь.

У него потемнело лицо.

– Я твой должник?

Она понизила голос, хотя поблизости никого не было.

– Вспомни Фермера Джонни.

Джонни Керк занимался по-крупному ввозом кокаина в страну. Он родился в Глазго, в бандитском районе Гарскьюб-роуд и в жизни не видел ни одной фермы, а прозвище получил из-за своих огромных зеленых резиновых сапог. Фрэнк открыл дело против Фермера Джонни. В ходе суда Тони случайно наткнулась на доказательство, которое могло помочь защите. Она сказала об этом Фрэнку, но Фрэнк не информировал суд. Джонни был по уши виновен, и Фрэнк добился приговора, но если правда когда-либо выйдет наружу, карьере Фрэнка конец.

И сейчас Фрэнк, распаляясь, спросил:

– Ты что, грозишь снова вытащить на свет эту историю, если я не поведу себя так, как ты хочешь?

– Нет, я просто напоминаю, что было время, когда тебе надо было, чтобы я промолчала, и я промолчала.

Настроение его опять изменилось. Он на какой-то миг испугался, а теперь снова стал прежним, самоуверенным.

– Все мы время от времени ломаем правила. Такова жизнь.

– Да. И я прошу тебя не сообщать эту историю твоему приятелю Карлу Осборну или кому-либо из средств массовой информации.

Фрэнк осклабился.

– Что ты, Тони, – наигранно возмущенным тоном произнес он, – я никогда этим не занимаюсь.