Лешка с Катькой побежали переодеваться и укладывать в рюкзак продукты. С каждой следующей минутой обеим подружкам все больше и больше нравилась Ромкина затея. И в самом деле, что может быть лучше, чем провести целую ночь у прекрасного безлюдного озера, сквозь прозрачную воду которого видны упавшие с сосен шишки?

Однако Ромкиным планам не суждено было сбыться: ни на какое озеро они не поехали.

А все потому, что Ромка с Лешкой приехали к Артему на дачу на все лето, а Катька — всего лишь на время командировки из Воронежа в Москву ее мамы. Предполагалось, что командировка эта будет длительной, и Катька пребывала в полной уверенности, что уезжать ей из Медовки еще не скоро. Но не успели они собраться в поход, как в гостиной зазвонил телефон и в трубке раздался голос Катькиной мамы. Она сообщила, что досрочно закончила все дела, тем самым выкроив время на то, чтобы навестить своего живущего в Рязани брата, и приказала Катьке собрать вещи и быть утром на Казанском вокзале.

— Но я не хочу отсюда уезжать! Пожалуйста, побудь еще немного в Москве! — в отчаянии завопила Катька, но мама даже не стала ее слушать.

— Когда еще мы к нему выберемся? Рязань от Москвы недалеко, надо воспользоваться случаем, — только и сказала она.

— Плохое всегда случается тогда, когда его не ждешь, — вертя в руках умолкшую трубку, обескураженно проговорила девчонка и зарыдала во весь голос.

Ромка, тешивший себя мыслью наконец-то добраться до вожделенных сокровищ, огорчился ничуть не меньше несчастной Катьки.

— Все верно! — вздохнул он. — Известный закон Эдварда Мерфи, с которого и пошла вся мерфология, гласит: «Если какая-нибудь неприятность может случиться, она случается».

Последний вечер своего пребывания в Медовке Катька посвятила прощанию с жителями поселка. Человеком она была общительным и потому оставляла здесь немало новых друзей.

Первым делом все четверо помчались на Солнечную улицу к дому с мансардой, где жили Маргарита Павловна и ее муж — француз Жан-Жак. Этих людей Ромка с Лешкой и Артем давно считали своими лучшими друзьями, и Катька тоже их полюбила. Наслушавшись от пожилой четы самых теплых напутствий в свой адрес, Катька вспомнила о Петре Ивановиче Сапожкове — еще одном своем старшем друге — и побежала к нему. А дома у Петра Ивановича оказался его внук Алексей, совершенно случайно заскочивший в Медовку. С Алексеем четверка друзей тоже поддерживала дружеские отношения. Внук Петра Ивановича, молодой лейтенант милиции, не раз выручал их из сложных ситуаций.

Распрощавшись с семейством Сапожковых, а потом еще и со сверстниками: Сашкой и Машкой Ведерниковыми и Коляном, Катька вернулась домой, села на порожек, подняла лицо к ярко-желтому месяцу, вдохнула запах ночных фиалок, и Лешкин Дик слизал с ее лица соленые слезы вместе с косметикой.

— Неужели я никогда больше не увижу всего этого! — всхлипнула девчонка. — Ну скажите, что мне делать в Рязани? Я ж там с тоски помру.

Лешка утешала подругу, как могла:

— Не горюй, мне почему-то кажется, что мы скоро снова встретимся. Лето длинное, сейчас только конец июня, а потом еще и июль, и август, целых два месяца. За это время чего только не произойдет.

— Я сейчас хочу остаться! Жить здесь, с вами, — как маленькая, всхлипывала Катька. Она утирала слезы, размазывала по лицу тушь, смотрелась в зеркало, заново наводила красоту и тут же начинала снова рыдать — таким безутешным казалось ей ее горе.

На следующее утро Ромка с Лешкой и Артем поехали провожать Катьку в ссылку. Они доехали на электричке до Ярославского вокзала и перешли на Казанский, где их ожидали две мамы: Катькина и Ромки с Лешкой. Катька еще раз попыталась уговорить свою маму съездить в Рязань без нее, но та осталась неумолимой, сказав, что тогда потеряется весь смысл поездки, который и состоит в том, чтобы продемонстрировать Катькиному дяде, какой большой и красивой выросла его племянница.

И Катьке ничего не оставалось, как смириться со своей участью. Порыдав еще немного, она вытерла слезы, посмотрелась в зеркальце, обняла Лешку, пожала руку Артему и подошла к Ромке.

— И яйца мы с тобой так ни в кого и не пульнули, — с грустью сказала она.

— Ничего, я сам ими пульну и тебе расскажу, как это было, — пообещал Ромка и, подумав, добавил: — Если, конечно, найдется, в кого пулять.

— Вот уж за это ты можешь не беспокоиться! — фыркнула Катька и завистливо вздохнула. — Я знаю, без приключений вам не обойтись.

— Надеюсь, — кивнул в ответ Ромка. — Без них скучно жить.

— Только берегите себя, не рискуйте зря, — сказала Катька и скосила глаза на двух мам, но те были настолько увлечены собственным разговором, что к ним не прислушивались.

А когда, помахав в последний раз рукой из окна вагона, Катька укатила в ненавистную Рязань, грустно стало и Ромке, и Артему, а уж о Лешке и говорить было нечего — в ее груди образовалась жуткая пустота.

Валерия Михайловна тут же умчалась на работу, но и друзья не торопились назад в Медовку: у них в Москве было немало дел. В частности, следовало подобрать подарки для Машки — младшей сестренки Сашки Ведерникова. Приближался день ее рождения, и по этому поводу намечалось большое торжество.

Недалеко от входа в метро по обеим сторонам тротуара стояли две девушки в фирменных кепках и футболках и раздавали прохожим цветные глянцевые листочки — рекламу каких-то товаров. Лешке тоже достался буклет, похожий на поздравительную открытку. Зайдя в вагон, она уселась на последнем сиденье рядом с дверью, а мальчишки остались стоять. От нечего делать Лешка стала рассматривать яркий листок. Он рекламировал сотовые телефоны, всевозможные аксессуары к ним и прочую мелочь. Девочка с удовольствием рассматривала чехлы в виде детских игрушек, брелки-фонарики, миниатюрные приемники и прочие замечательные вещицы.

Когда поезд затормозил, Лешка спрятала буклет в сумку и приготовилась встать, но оказалось, что до станции они еще не доехали: электричка остановилась в туннеле. Грохот колес прекратился, и стали хорошо слышны голоса сидящих рядом с ней двух девчонок. Они сразу же перешли на шепот, но Лешка невольно прислушалась, а когда услышала, о чем идет речь, и вовсе навострила уши.

— Он умрет там, в темноте, — говорила одна.

— Ты думаешь, его не станут кормить? — волновалась другая.

— Может, чем и покормят. Только в ванной, взаперти, сколько он протянет? Ему лечение нужно, причем немедленное.

— Да, он там как в тюрьме. Маленький такой, беззащитный. Как же мне его жалко!

— И мне. Жаль, что я уезжаю. Ириш, знаешь что? Сделай доброе дело. Если сегодня не сможешь, то съезди туда хотя бы завтра утром и постарайся разведать, как он там. На месте решишь, что можно сделать. А я тебе потом сама позвоню.

— А адрес? Я же там никогда не была.

— Ручка есть? На чем бы записать? А, вот. Хорошо, что мы с тобой случайно встретились. Смотри, от метро свернешь налево…