— Хочу, что б мне лопнуть! Еще как хочу! Стать баронессой… Гришка, это моя мечта!

— Еще раз назовешь меня этим ужасным именем — обижусь, — пригрозил Глен, но после добавил миролюбиво: — Так в чем проблема?

— Гри… Глен, ты что, забыл? Развод еще не состоялся, а по брачному контракту я лишаюсь права на половину имущества, если будет доказана моя измена! Славкина служба безопасности подошвы стерла, таскаются за мной, следят, а тут такой подарок судьбы! Ты Вильгельма видел, он — божий одуванчик с болезненной тягой к правде! Эти хорьки живо к нему подход найдут, и он все расскажет. Я не хочу терять деньги. Нельзя ему приезжать! Что делать, а, Гришь?

Глен молчал, видимо, размышляя. Меж тем, Виктория снова и снова проворачивала ключ, пытаясь завести машину. Наконец, после долгого фырканья, мотор довольно заурчал.

— Есть! — победно воскликнула Виктория и выжала газ. Машина послушно покатила вперед к выезду на Ленинградский проспект.

— Что?

— Не обращай внимания, это я от радости. Машина завелась. Чего молчишь? Что посоветуешь? — допытывалась Виктория. Одной рукой она прижимала к уху сотовый, а другой выкручивала руль, совершая чудеса маневрирования, чтобы вклиниться в плотный поток машин. По утрам движение на Ленинградском проспекте напоминало гигантскую анаконду, чья шкура — шоссе — была покрыта тысячами извивающихся и блестящих в лучах восходящего солнца чешуек — машин.

— Лети к нему.

— Не поняла…

— Лети в Германию, к Вильгельму. Завтра. Опереди его.

— Ты с ума сошел! У меня съемка в рекламе, потом сессия для глянца. Да и вообще, мое бегство будет выглядеть подозрительно… Славкины топтуны потащаться за мной, встретятся с Вильгельмом, и результат будет тот же.

— Тори, лапусик, в тебе слишком много эмоций и мало практичности. Пошевели воспоминаньями. Кому ты вчера сказала «нет»?

— Как кому? — не поняла Виктория. — Нателле, но причем тут она? Тоже мне, предложенье предложила! Отказаться от выгодной фотосессии тут, чтобы выйти на какой-то сомнительный показ в Дрез…

Ошеломленная внезапной догадкой, Виктория не сразу заметила полыхнувшие красным стоп-сигналы идущей впереди машины и резко вдарила по тормозам, одновременно выкручивая руль, чтобы избежать столкновения. Пронесло.

— Опять говоришь без гарнитуры! — прокричал в трубку Глен. — Убьешься когда-нибудь…

Виктория рассмеялась.

— Не дождетесь! Гришка, ты гений! Показ в Дрездене! Завтра я официально и легально полечу к Вильгельму! Славка не допетрит! И хрен с ней, с сессией! Неустойка невелика… Гришунь, я тебя люблю!

— Я с тобой больше не разговариваю, — обиделся Глен. — Когда забудешь это мерзкое имя, позвони…

Он отключился, а Виктория в приподнятом настроении, свободной от вождения рукой выбрала из контактов в телефоне нужный номер.

— Нателла, я передумала! Покупай билет!

Лиза твердо решила начать новую жизнь. Стать стервой — сильной женщиной, которая идет по жизни уверенно, не угождая никому. Отчего-то ей казалось, что быть стервой и сильной женщиной — одно и то же, разница лишь в том, что сама женщина называет себя сильной, а окружающие, с завистью, — стервой.

Она еле дождалась утра, и едва прозвонил будильник, резко скинула с себя одеяло и остатки беспокойного дремотного сна.

Приняв столь важное решение, любая женщина первым делом меняет внешность. Лиза не стала исключением и все утро провела у зеркала. Результаты не то, что удивили — шокировали!

Раньше она предпочитала не выделяться. Пара взмахов кисточкой по ресницам, легкое прикосновение светло-розовой губной помады, длинные белокурые волосы собраны в пучок, из одежды — джинсы или брюки, футболка или строгая рубашка. Вот и весь интерфейс. Но в это утро Лиза дала волю фантазии, и теперь на нее из зазеркалья смотрело совершенно чужое, но на удивление красивое лицо. Лиза не удержалась и прикоснулась ладонью к холодному амальгированному стеклу. Незнакомка ответила, приложив к ее ладони свою.

— Ну здравствуй, моя новая я, — прошептала Лиза, всматриваясь в образ за стеклом.

Чуть завитые на концах длинные белокурые волосы окутывали оголенные плечи. Надо же, у нее, оказывается, очень красивые плечи! Катька еще на прошлое восьмое марта подарила ей эту светло-голубую шелковую кофточку с «американской проймой», но Лиза положила кофточку в шкаф, посчитав, что подарок не соответствует ее имиджу. Как глупо! Еще как соответствует! Особенно с этими брючками. Стрейчевая ткань ладно облегала круглую попку.

Лиза усмехнулась, подумав, что надо провести инвентаризацию в шкафу. Порой, поддавшись на уговоры продавцов, она покупала вещи, которые ей совсем не нравились. Не нравились в прошлой жизни…

Еще Лиза поняла, что зря пренебрегала тенями. Дымчато-серые и розово-фиолетовые тона, нанесенные на веки осторожными, но вполне заметными штрихами сделали взгляд ее серо-голубых глаз неимоверно глубоким, завораживающим, манящим. Да и ресницы, щедро окутанные тушью, не подкачали.

Лиза покрасила губы яркой сиреневой помадой и… волшебство исчезло. Из зазеркалья на нее смотрела слишком накрашенная, вульгарная особа. Без шарма.

— Просто б…, — выругалась Лиза и ужаснулась. Она произнесла такое слово вслух! Немыслимо! Непостижимо! Еще вчера она не позволила бы себе! Еще вчера… Но сегодня она может себе это позволить. Позволить выругаться, но так выглядеть — ни за что!

Лиза стерла яркую помаду, порылась в недрах ящика туалетного столика и выудила оттуда полупустой тюбик светлой помады. Тон почти неразличим на губах — придающий лишь намек на подкрашенность.

Улыбнулась. Другое дело. Акцент на глаза. Образ закончен.

Стрелки настенных часов показывали восемь утра. Офис начинает работу в десять, но Лиза решила выйти пораньше, хотелось покрасоваться в новом образе. Неспешным шагом прогуляться по утренней Москве, ловить на себе недоуменные взгляды привычно опаздывающих горожан… Не забыть зайти за тортиком в какой-нибудь магазинчик! Сегодня ее день рождения. Пусть не по паспорту, но все же. Ведь сегодня она родилась заново. Стервой. Такое событие стоит отметить. Да здравствует новая жизнь!

Схватив с тумбочки сумку, Лиза открыла дверь и выскочила на лестничную клетку.

Возле подъезда соседский мальчишка Мишка дразнил панамкой приблудную собачонку, пока его мать — Танька Нефедова — чуть поодаль выясняла отношения со своим мужем. Даже на расстоянии было заметно, что обоих родителей мучило похмелье.

— Здрасьте, теть Лиз!

— Привет, Мишка, — улыбнулась Лиза и потрепала мальчугана по заросшей шевелюре. — В садик не опаздываете?

— Опоздали, — тяжело, по-взрослому, вздохнул Мишка. — Щас мамка поругается и пойдем.

Мишка отвлекся на разговор, и собачонка тут же воспользовалась ситуацией — схватила зубами панамку и, радостно тявкнув, помчалась через двор.