Во имя великой миссии, возложенной Екатериной, и поверив Филиппу II, который пообещал подарить испанскую Наварру (захваченную Фердинандом V еще в 1513 году), Антуан Бурбонский решился даже перейти в католичество. В конце концов, этого требовали интересы государства, а главное, этого хотела регентша. Екатерина, разумеется, догадывалась о неискренности мужа своей золовки Жанны, однако ради поставленных перед собой высоких целей закрыла на сей малозначительный факт глаза. Муж же королевы Наваррской продолжал тем временем служить основным звеном, посредством которого осуществлялось посвящение протестантов в курс практически всех принимаемых в королевстве мер — как со стороны правящей власти, так и со стороны оппозиции. Длилось это, правда, недолго.

Позиции двух враждующих лагерей и связанную с ними политику правительства можно изложить достаточно коротко.

Итальянские войны, начатые еще Карлом VIII и продолжавшиеся более шестидесяти лет, не принесли французам ни славы, ни богатства. Пожалуй, единственным их плюсом явилось приобщение франков к великой и прекрасной итальянской культуре, с чего, собственно, и началась во Франции славная эпоха Возрождения. Однако материальные неудачи этих походов вызвали в дворянских кругах недовольство центральной властью, вылившееся впоследствии в повсеместное обращение к кальвинизму и организацию оппозиции по отношению к политике правительства. Дальше — больше. Получив весьма широкое распространение среди дворян и буржуа (хотя последние могли жаловаться разве что на непомерные налоги), кальвинизм уверенно шагнул в среду рабочих и ремесленников.

А обессиленное и обнищавшее правительство лезло меж тем из кожи вон, чтобы хоть как-то расплатиться с армией, распущенной после заключения в Като-Камбрези повторного мира. Лишившись в результате этого договора нескольких своих территорий и истощив собственное население грабежами, насилием и налогами, государство наконец осознало, что денег взять неоткуда. Дворянам, вернувшимся с войны в полуразрушенные родовые гнезда, платить было нечем. Картина взору открывалась безрадостная: разоренные, а то и сожженные дотла деревни, разрушенные города, изрядно поредевшее население…

Тогда-то речь и зашла о секуляризации[8]церковных земель. Разумеется, на горизонте мгновенно обозначились и противники реформы. И в первую очередь, конечно же, Гизы: основной доход их провинциям (Бургундии, Лотарингии и Шампани) приносила как раз церковь. Именно здесь, на севере страны, столицу окружало самое большое количество церковных бенефициев[9], круглогодично питавших дворянство и королевский двор. И именно здесь, кстати, недовольных католицизмом насчитывалось меньше всего.

На юге Франции обстановка сложилась прямо противоположная. Гугеноты выдвинули свою программу секуляризации церковных земель. Дворянам их идея пришлась по нраву, и они толпами ринулись в кальвинизм, рассчитывая восстановить с его помощью пошатнувшееся материальное положение.

Почувствовав, в связи с создавшимся положением, неизбежность начала гражданской войны и стремясь не допустить раскола страны из-за распрей между католиками и гугенотами, Екатерина озаботилась поиском способов, позволивших бы отыскать деньги для удовлетворения нужд южного дворянства. Она как никто другой понимала, что озлобленные нуждой дворяне южной Франции могут легко объединиться с протестантами Германии, Швейцарии, Венгрии, Италии и других европейских стран. А это означало бы самую настоящую войну между Севером и Югом Франции. Войну, способную привести страну к непоправимому трагическому финалу.

Екатерина Медичи родилась от брака итальянского герцога Лоренцо Урбинского и графини Мадлен де ла Тур Оверньской, уроженки Франции. Возможно, именно с молоком матери она и впитала любовь к этой стране и ее народу. Во всяком случае, некоторые современники утверждали, что в плане патриотизма эта властная женщина не уступала самой Орлеанской деве. Единожды задавшись какой-либо целью, назад Екатерина уже не отступала.

Нашла она выход и из сложившейся ситуации. Повлекший, правда, недовольство со стороны дворянства. «Но пусть уж лучше ропот дворян, нежели масштабная война, могущая привести к государственному перевороту», — решила Екатерина. В случае смены правительства ей вряд ли удастся удержаться: победит Север — Гизы посадят на трон человека, угодного им; победит Юг — королем станет либо Конде, либо Антуан Наваррский. Ропщущих же дворян всегда можно усмирить: достаточно напомнить им хотя бы о эпохе Людовика XI. Впрочем, для этой цели существуют еще и тюрьмы, и виселицы, и плахи, и костры, и галеры… Великий Ришелье, стремясь привести Францию к единоначалию, в свое время к этому и прибегнет, а пока…

Пока вместе с королевой-матерью о благе государства радел Антуан Бурбонский, родоначальник королей, которым суждено было вскоре сменить династию Валуа. Вдвоем они придумали весьма действенный ход: продавать государственные должности людям «мантии». То есть — представителям буржуазии, обладающим средствами, столь необходимыми правительству. Ну и что, что раньше эти должности раздаривались королем за просто так? А теперь за них придется платить, только и всего. И чем больше денег готовы выложить, тем выше и значимее вас ждет должность. А выбор большой: от сборщиков и приемщиков податей до правительственного канцлера. Включая, разумеется, казначейские, судейские, секретарские, президентские и прочие посты. Более того, людям «мантии» позволялось отныне скупать и земельные владения. Другими словами, у буржуазии появлялась возможность наживаться за счет простого народа на займах и откупах.

Понятно, что эта прослойка общества, вечно ворчащая из-за непомерно высоких налогов, на сей раз целиком и полностью поддержала королевскую власть. Люди «мантии» тоже опасались политической раздробленности страны. А против гугенотов выступали по двум причинам: во-первых, не признавали оппозиционной католицизму религии, а во-вторых, считали протестантов зачинщиками религиозных войн, ведущих страну к разобщенности.

Вот так и получилось, что ко времени правления короля Карла буржуазия проникла и на церковные должности, и в королевский совет, хотя прежде эти посты принадлежали только дворянам. Настал черед аристократии выражать свое недовольство. И пришлось Екатерине, решив одну задачу, срочно приниматься за другую: как заставить дворян отказаться от стремления вернуть себе былые вольности?

Она не зря приблизила к себе Антуана Бурбонского. Именно его рукой Екатерина и хотела усмирить мятежных феодалов Юга. Деньги, вырученные от продажи должностей, исправно шли в казну, а от секуляризации церковных земель — на удовлетворение потребностей южной аристократии. Однако подобное положение дел привело в негодование Лотарингское семейство.

В связи с этим в августе в Понтуаз съехались представители Генеральных штатов. Канцлер Л'Опиталь надеялся, что при дефиците в сорок с лишним миллионов ливров правительство пойдет штатам на уступки. А, следовательно, выполнит их требования: позволит осуществлять контроль над финансами страны, обеспечит места в законодательных органах и предоставит возможность участвовать в продаже церковных имуществ. Первые два условия оказались для Екатерины неприемлемыми: выполнив их, она лишила бы королевскую власть авторитета. Выполнила лишь третье условие, да и то частично, и это помогло в подавлении восстания на Юге.