Однако страшная традиция не прерывается. Харакири сёгуна Ёсихару Асикага позволяет мне обзавестись 4-й по счету головой врага. Летом 1539-го года в столице происходит восстание Тоётоми Хидэёси. Дайме лично с войсками штурмует императорский дворец, но благодаря пулемету Гатлинга мне удается спастись и отбить нападение. Хидэёси вскрывает живот, а в моей галерее появляется пятый «трофей». Пожалуй, это единственная голова, которая добирается до меня в сопровождении поэтической хокку:

5-й экземпляр коллекции — разбитый череп Аютигата Саи. Бывший церемониймейстер Госё не без моей помощи вываливается из окна пагоды и слуги отрубают голову предателя, дабы с позором пронести ее по улицам Киото. Дальше наступает время южных трофеев.

Янаха Сэйко, глава траурных ниндзя. Тех самых, что вместе с Хидэёси штурмовали дворец. Приятное, круглое лицо пожилого японца, правильные черты. Встретишь на улице — не обернешься. Одна только деталька. Рот набит золотыми монетами. Как бы намек всем остальным синоби страны — глава совета старейшин — Иттэцу «Единая Сталь» — не потерпит иуд в своих рядах.

Три последние головы — особенные. Достались они мне тяжелее всего. Ноябрь 39-го года, конец эпохи Сэнгока Дзидай. Все воюющие провинции Японии разделились на две части — северную и южную. Во главе южан — князь Такахиса Симадза, ван Окинавы Сё Хаси, иезуит по имени Педро Новаиш. Две недели двести тысяч солдат штурмуют редуты возле деревни Джихи. Такого ада я в жизни не видел и, наверное, больше не увижу. Опьяненные опиумом мобилизованные крестьяне и самураи как зомби идут под выстрелы картечи и пулеметные очереди. Перешеек между озерами Бива и Ёго к Рождеству оказался забит телами южан, вода покраснела от крови. Трупы кое-где лежали высотой в метр, а перед брустверами редутов — в два и даже три метра!

Ужасная, позорная битва. Никакой гордости, никакой чести, никаких «мы ломим — гнутся шведы». Тупая бойня, по ходу которой даже до самых глупых дошло: эра бусидо закончилась. И это чуть не привело к бунту. Спасло меня два обстоятельства. Во-первых, личный пример. Несколько раз я вставал к ручке Гатлинга и на какое-то время северные самураи воодушевлялись, сбрасывали психологическое напряжение от работы палачей. Во-вторых, поздняя зима. То оттепель, то дождь — лед на берегах озер в декабре не встал, а симадза так и не смогли обойти наши позиции, навязать маневренную войну. Точку в противостоянии, как обычно, поставили ниндзя. Князя Такахиса очень хорошо охраняли. Двойники, несколько колец охраны, даже специальные люди, которые пробовали еду в несколько этапов. Но Хандзо есть Хандзо. К своим сорока годам человек превратился в гения шпионажа и диверсий. Синоби разузнал от слуг, что Такахиса увлекается каллиграфией. Несколько часов каждый день рисует иероглифы, успокаивая расшатанные нервы. При этом имеет обыкновение, впав в задумчивость, кусать кончик кисточки.

Остальное было делом техники — отравить кончик кисти, подменить и вот уже над лагерем южан полыхает огромный погребальный костер. Генералы Симадза после внезапной смерти сюзерена нападают на окинавских вако, убивают Сё Хаси, а Педро Новаиша распинают на кресте. И, подняв этот крест над головами, идут сдаваться. Ни один из генералитета южан не вскрыл по обычаю свой живот. Ведь христианство запрещает ритуальное самоубийство. Так-то католицизм еще и священников запрещает распинать, но мозги генералов от бойни последних недель едут конкретно, потом кое-кто принимал христианство притворно, в качестве вассального долга… В общем, февраль я встречаю на японском острове Кюсю — бывшем оплоте клана симадза.

И это, увы, совсем не победа. Весь юг Японии разорён и обезлюдел. Огромное количество крестьян погибло у деревни Джихи, оставшиеся голодают и бегут в центральные области Хонсю. Мне тут же приходится, что называется с колес, организовывать помощь пострадавшим районам, объявлять о старте переселенческой программы, бороться с опиумными барыгами, которые продолжают контрабандой, на джонках ввозить зелье с Окинавы и Кореи. Опять возникают неимоверные трудности с кадрами. Кого назначать губернаторами провинций, коор-бугё городов? В ход идет «золотая сотня» Императора — студенты-сироты из университета Банту. Борьба с контрабандой подразумевает создание береговой охраны. Опять проблема — где брать моряков, суда…

Самое страшное воспоминание зимы — это не горы трупов, а тощие, с торчащими ребрами дети, протягивающие руки к нашим солдатам, марширующим по горным дорогам. И ужас в том, что ничего нельзя сделать. Продовольствие есть и его много. Но основные склады риса располагаются в долине Кванто и вокруг Киото. Чтобы доставить еду по узким, разбитым трактам требуются недели. По воде галерами? Отпадает. В разгаре сезон зимних штормов. А люди продолжают умирать. В какой-то момент мозг говорит: «Стоп» и перестает воспринимать реальность. Включается предохранительный механизм. В мае я понимаю, что сделал все, что можно и пусть будет, что будет. Я не Христос, чтобы накормить 5000 народу 5 хлебами.

Слева, у пруда раздается звонкий женский смех. Я оборачиваюсь и вижу Саюки в компании фрейлин двора. Стайка девушек напоминает разноцветных колибри — ярких расцветок зонты и кимоно, быстрые и ловкие прыжки по квадратикам классиков. И зачем я только им показал эту игру из времен СССР? Теперь девчата расчертили мелом площадку и прыгают на одной ноге, толкая деревянную битку в форме шайбы из прямоугольника в прямоугольник. Полы кимоно задраны, открывая аппетитный вид на ножки дам. Специально что ли? Ведь запретил меня в этот вечер отвлекать. Ан, нет. Надо обязательно по гормонам проехаться танком. И ведь уже знают куда бить, стервы. Никаких набеленных лиц, черных зубов. Появились первые декольте, завлекающие духи… Уже вечер, пора спать ложится, так нет, заставили слуг зажечь карбидные лампы и прыгают у меня на глазах. Куноити гребанные. Я аж заскрипел зубами от злости.

С синоби надо что-то делать. После победы над Симадза, я получил полную власть над 4-мя основными островами Японии. Система кланов была сломана, в большинстве провинций сидят мои назначенцы, стоят армейские гарнизоны, а верные дайме принесли присягу и «поклонились» императору своими землями с реестрами прикрепленных крестьян. За что получили назначения в правительство, либо взяты на содержание в виде ежемесячного рисового пайка, который также можно получить золотом. Это пробило в моем бюджете изрядную дыру, но другого способа «купить» лояльность аристократии я не видел.

Лучше всего чувствовало себя крестьянство и торговля. Налоговый пресс ослаб, в перенаселенной Японии появились свободные земли на юге, впервые за всю историю труженикам сохи не грозит голод — благодаря прогрессу в сельском хозяйстве резко выросла урожайность, да и в рыболовстве спасибо современным тралам, донным ловушкам здорово подскочил улов. Городское население также довольно. Унифицируются законы, появляется больше местного самоуправления, развивается промышленность — все это открывает перед горожанами массу возможностей. Хуже обстоят дела с самураями. Их права и привилегии новая эпоха, которой дал свежий девиз «ё-наоси» — обновление мира — здорово ущемила. Во-первых, самураев было слишком много для моего «просвещенного» абсолютизма — от восьми до десяти процентов взрослого населения островов. Армия, службы безопасности не могли переварить столько ронинов, оставшихся без хозяев и кланов. Во-вторых, эта братия совершенно не хотела меняться. Вооруженные до зубов мужики шлялись по всей стране, задирали гражданское население, совершали преступления. Но и тут у меня было несколько рецептов, куда приложить их энергию.