Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Получив пару ударов тяжелой зэковской обувью и не сумев пробраться к воздуху, Матвей ответил столь же жестко: схватил кого-то за ноги и потянул вниз…
То, что он вдохнул после короткой борьбы, уже нельзя было назвать воздухом – азот и углекислый газ, изрядно сдобренные удушающей влагой.
Помимо Матвея, в углу из последних сил копошились еще несколько человек. Никто не кричал, никто не звал на помощь – люди просто доживали последние минуты.
– Парни, я нашел внизу узкую щель, – сдавленно прошептал бывший краснофлотец. – Кто хочет отсюда выбраться – айда за мной! Только не толкаться и соблюдать очередность – иначе погибнем все…
Он не знал, сколько человек последовали за ним во мрак затопленного трюма. Просто ушел вниз – к самому широкому месту образовавшейся щели. Отыскав ее, не раздумывая, юркнул в пасть искореженного металла и тут же зацепился одеждой за острый край.
«Черт! – уперся руками Матвей в корпус снаружи. – Ну, давай же! Давай!!»
Кажется, вместе с зэковской робой порвалась и кожа на животе. Но это неважно. Главное, что он выскользнул из идущего ко дну судна. Мало того, успел выдернуть из узкой трещины еще двух человек. И лишь после этого устремился вверх – туда, где колыхалась бирюзовая поверхность Баренцева моря, освещенная косыми лучами северного солнца.
Душа трепетала от счастья. Надо же! Выжить в такой непростой заварушке – это вам не солянку на камбузе сварганить!..
Пока зэки отчаянно гребли к поверхности, очевидные вопросы дальнейшего выживания душу не тревожили. Трое мужчин были счастливы, выбравшись из жуткой западни, и в эти мгновения хотели только одного – поскорее добравшись до поверхности, вдоволь надышаться свежим воздухом.
Матвей первым вырвался из морской пучины. С громким хрипом вобрав в себя воздух, он откашлялся и помог удержаться на поверхности всплывающим товарищам. Лишь после этого огляделся по сторонам.
Метрах в сорока на мелкой волне колыхалась деревянная шлюпка, основательно набитая моряками с «Вельска» и охранниками. Молодой парень, спасенный Матвеем, вскинул руку, подзывая их.
Куда там! Перегруженная шлюпка едва не цепляла бортами воду – никто из ее пассажиров даже не собирался повернуть к несчастным.
«Плохо дело, – подумал бывший капитан-лейтенант. – В такой холодной водице нам не продержаться и часа».
Однако случившееся через минуту повергло в шок и заставило скорректировать оставшееся до смерти время. Буквально в одном кабельтове вода внезапно вскипела, забурлила.
– Что это? Что за черт?! – обеспокоились зэки.
– Подлодка, – догадался Матвей.
– Наша?
– А чья же? – нашел он силы засмеяться. – Это же наше море! Наши территориальные воды!
– Значит, скоро согреемся, – прошептал дрожащими от холода губами молодой светловолосый парень.
– Спасены, – вторил другой.
Радостно закричали, замахали руками и многочисленные пассажиры шлюпки. И только Матвей, хорошенько приглядевшись к силуэту рубки, не выразил восторга…
Российская Федерация, Москва,
Лубянская площадь
Наше время
– Большинство друзей, Евгений, умирают еще при жизни. Зато единицы выживших навсегда поселяются в сердце, – сказал на прощание босс, оформляя короткий отпуск, и отправился на шестидесятилетний юбилей к старому товарищу в Мурманск.
«Интересная мысль», – пожал я плечами и порадовался предстоящему отдыху от въедливой персоны моего престарелого начальника.
Звали его Сергей Сергеевич Горчаков. Он долгое время руководил очень серьезным департаментом Федеральной службы безопасности и носил звание «генерал-лейтенант». Честно сказать, из-за пристрастия Горчакова к штатским костюмам генеральских погон на его плечах я не видел ни разу в жизни.
Увы, отдохнуть не довелось. Сизифов труд – пытаться расслабиться, если босс находится на одном с тобой континенте, да еще ближе тысячи морских миль.
Вскоре моя мобилка пронзительно заверещала, экран высветил ненавистный номер, а динамик вкрадчиво спросил зловещим тенорком:
– Соскучился?
Примерно так миллион лет назад спрашивал тираннозавр у загнанной и обессиленной жертвы.
Соврать не получилось:
– Нет.
– Вот как! Жаль… – В голосе старика послышалась обида, и я поспешил исправиться:
– Вас встретить?
– Не надо – уже подъезжаю к Лубянке. Загляни завтра утром. Есть небольшой разговор…
Вздохнув, я нажал «отбой».
Знал я эти «небольшие разговоры». Начнет за здравие, а в конце заставит жрать кутью…
– Однажды я сделал интересный вывод: любой символ технической победы Советского Союза, бережно сохраненный для потомков на постаменте или в музее, лучше тысячи слов говорит о величии ушедшей эпохи…
Было десять утра. Мы сидели в кабинете Горчакова на Лубянской площади. Хозяин кабинета выглядел, как всегда, подтянутым, свежим, чисто выбритым. Одет он был в костюмчик замшелого советского интеллигента, пахнущий табаком и ядреной туалетной водичкой.
Он много курил и начал разговор с таких далеких материй, что угадывать, куда приведет тропинка философских рассуждений, – бессмысленное и неблагодарное занятие.
– …К сожалению, этих символов осталось ничтожно мало. Ракета «Восток» в Самаре, крейсер «Михаил Кутузов» в Новороссийске, подводная лодка К-21 в Североморске и атомный ледокол «Ленин» у мурманского морвокзала…
Я все понял: увиденное в Мурманске навеяло воспоминания. Накипело, наболело, чирей созрел и требовал прорыва. Тут я и подвернулся.
Горчаков был небольшого росточка и щуплого телосложения. Короткие седые волосы обрамляли лицо с правильными чертами. Кожа от большого количества ежедневно выкуриваемых сигарет тонка и почти бесцветна. Однако внешность мало перекликалась с внутренним содержанием. При некоторых недостатках характера Сергей Сергеевич оставался настоящим спецом, воспитанным в старой доброй школе контрразведки КГБ.
– …А подобру надо было многое сохранить для будущих поколений. К примеру, неплохо бы возвратить первый советский авианосец «Киев», проданный за бесценок в Китай для парка аттракционов; в Каспийске отремонтировать и установить на постамент единственный в мире экраноплан «Лунь», вооруженный комплексом противокорабельных ракет; в Петербурге создать музей на первой в СССР атомной подлодке К-3…
Что-то моего сухопутного босса реально потянуло к флоту. Не к добру.
О его способностях можно говорить часами, но я обойдусь короткой ремаркой: Горчаков не имел ничего общего с большинством армейских служак, для которых существует два мнения – свое и неправильное. К тому же его высочайшие профессиональные качества были щедро приправлены незаурядным умом и бесценным опытом.