Каким тесным, каким убогим был ее мир, а ведь она заслуживала гораздо лучшего! Потому-то он и дал ей деньги. А теперь денег не было и ее тоже, а Рейвен так и не узнал, из-за чего ему пришлось влезть в долги. В какую-то секунду ему показалось, что он вот-вот расплачется, но инстинкт подсказывал, что отсюда нужно убираться, и как можно скорее, прежде чем его увидят. Уилл тихо вышел из каморки, прикрыв за собой дверь. Крадучись он пробирался по лестнице, чувствуя себя вором и трусом: бросил ее ради того, чтобы сберечь свою репутацию. Отовсюду доносились звуки, издаваемые совокупляющимися парами, деланые крики восторга: женщины усердно изображали экстаз, чтобы поскорее покончить с клиентом. Рейвен задумался, кто теперь обнаружит Иви. Скорее всего, хозяйка дома по имени Эффи Пик, обладавшая отвратительно заискивающими манерами. Она предпочитала изображать неведение, когда ей было удобно, но на деле мало что пропускала из происходящего под ее крышей – пока не удалялась на ночь с бутылочкой джина. Рейвен был почти уверен, что для этого еще слишком рано, поэтому и старался ступать как можно тише.

Он вышел через заднюю дверь, миновал помойную кучу и вынырнул на Кэнонгейт из переулка чуть ли не в сорока футах[2] от тупичка, где жила Иви. Стемнело; воздух был холодным, но никак не свежим. Некуда было деваться от запаха отбросов. Множество живых существ жили буквально друг у друга на головах в вонючем лабиринте Старого города, будто сошедшем с «Вавилонской башни» Брейгеля или «Карты Ада» Боттичелли.

Рейвен знал, что ему стоило вернуться в свою холодную унылую комнату на Бейкхаус-Клоуз на одну последнюю ночь. Назавтра его ждало начало новой жизни, и нужно было встретить этот день отдохнувшим. Но он также знал, что вряд ли сможет заснуть после того, что только что пережил. Эта ночь мало подходила для одиночества. Или для трезвости.

Ему было известно единственное лекарство от столкновения со смертью: теплые объятия жизни, пусть даже объятия эти будут грубыми, потными и вонючими.

Таверна Эйткена представляла собой колышущееся море тел; кругом стоял оглушительный гул мужских голосов, старающихся перекричать друг друга. И все это тонуло в густом дыму, поднимавшемся из множества трубок. Рейвен так и не обзавелся подобной привычкой, но ему был приятен сладкий запах табака: еще одна вещь среди тех, за кои он ценил это заведение.

Он стоял у стойки, потягивая эль, ни с кем особенно не разговаривая – один, но не в одиночестве. Здесь, в тепле и давке, легко было забыться, и Уилл предпочитал стоявший кругом шум ледяному молчанию на задворках сознания. Кроме того, он получал удовольствие, вслушиваясь в отдельные разговоры, будто каждый из них был небольшой репризой, сыгранной ради его развлечения. Вокруг шли толки о новой станции Каледонской железной дороги, которую начали строить в конце Принсес-стрит. Высказывались опасения, что теперь из Глазго по путям повалят орды голодающих ирландцев.

Всякий раз, как он поворачивал голову, его взгляд натыкался на знакомые лица; иные он знал еще с тех пор, когда его не пускали в подобные заведения. Старый город кишел людьми, что раз появлялись на улицах и пропадали навсегда, – и все же порой казалось, будто это большая деревня. Куда бы ты ни посмотрел, всегда замечал знакомое лицо – или ловил на себе знакомый взгляд. Рейвен вдруг заметил, что какой-то человек в старой потрепанной шляпе поглядывает в его сторону. Уиллу он был незнаком, но, похоже, знал его, и, судя по взгляду, не с лучшей стороны. Наверняка кто-то, с кем он имел несчастье подраться: тот же напиток, что побудил вступить в драку, затуманил память. Судя по кислому выражению лица, в той заварушке Шляпа взял второе место.

На самом деле алкоголь не всегда был единственной причиной влипнуть в неприятности – по крайней мере, не для Рейвена. В нем жила некая темная жажда, временами дававшая о себе знать, и он приучил себя к осторожности, хотя и не добился пока полного контроля над этой своей чертой. Сегодня в мансарде он ощутил, как чувство это шевелится у него в груди, и он сам не мог бы сказать, зачем сюда пришел: утопить его или насытить.

Уилл опять встретился взглядом со Шляпой, после чего тот принялся пробираться к выходу. Двигался он с куда большей целеустремленностью, чем свойственно людям, покидающим таверну, и, бросив на Рейвена последний взгляд, исчез в ночи.

Уилл вернулся к своему элю и выкинул Шляпу из головы.

Не успел он поднять кружку, как кто-то хлопнул его по спине и, не отводя руку, схватил за плечо. Не раздумывая, он резко развернулся, сжав кулак и отведя локоть для удара.

– Потише, Рейвен. Разве так приветствуют коллегу? По крайней мере такого, у кого в кармане водятся деньжата, чтобы утолить жажду.

Это был его друг Генри – Уилл, должно быть, не заметил его в толпе.

– Прошу прощения. Теперь у Эйткена приходится быть всегда настороже. Тут настолько опустились, что пускают хирургов.

– Не думал, что застану молодого человека со столь блестящими перспективами здесь, в Старом городе, в каком-то кабаке… Ты разве не собирался перебраться туда, где травка позеленее? Не слишком-то хорошее начало – явиться к своему нанимателю с полным брюхом вчерашнего эля.

Понятно было, что Генри дурачится, и все же Рейвен счел это своевременным напоминанием о том, что с выпивкой стоит быть поосторожнее.

Пара кружек помогла бы ему заснуть, но теперь, когда появилась компания, дело вряд ли ими ограничится.

– А что насчет тебя? – парировал Уилл. – Тебя разве не ждут с утра обязанности?

– И в самом деле ждут. Но я предвидел, что у старого моего друга Рейвена будет дурное настроение, и призвал на помощь коллегу, мистера Джона Ячменное Зерно[3], дабы облегчить тяготы службы.

Генри расплатился, и они вновь наполнили кружки. Уилл поблагодарил друга, и тот сделал первый жадный глоток.

– Что, непростое было дежурство? – спросил он.

– Разбитые головы, пара сломанных костей и очередная смерть от перитонита. Еще одна молодая женщина, бедняжка. Мы ничем не могли помочь. Профессор Сайм так и не преуспел в установлении причины, что взбесило его до крайности, и, конечно, виноваты в этом оказались все остальные.

– Так значит, будет вскрытие.

– Да. Жаль, что не сможешь присутствовать. Уверен, ты справился бы получше, чем нынешний прозектор. Тот проспиртован не хуже, чем образцы в его лаборатории.

– Говоришь, молодая женщина? – спросил Рейвен, думая о той, которую он только что оставил.

Когда Иви найдут, ее вряд ли удостоят подобным вниманием.

– Да, а что?

– Да так, ничего.

Генри сделал еще один большой глоток и задумчиво поглядел на Уилла. Он пытался понять, что происходит. Генри был неплохим диагностом, и не только в том, что касалось телесных хворей.