Мое напряжение улетучилось вскоре после прибытия Рольфа. Казалось, он нервничал не меньше моего, и это как-то помогло нам обоим справиться с волнением. На меня произвело впечатление его искреннее осуждение преступлений отца. И вскоре я поняла, что зверства Менгеле стали тяжким бременем для его сына и что он не понимает, не принимает это наследие и любой ценой хочет оградить от него своих детей.

В какой-то момент, обсуждая бегство его отца от правосудия, мы заговорили о месяцах хаоса после окончания войны в мае 1945 года. Менгеле еще был в Европе и скрывался от американской и британской армий. Оказалось, ему невероятно повезло. На меня произвело неизгладимое впечатление, что в сентябре 1945 года, через восемь месяцев после исчезновения из Освенцима, когда ему удалось буквально ускользнуть от наступавшей Советской Армии, Менгеле объявился в Мюнхене в доме некоего аптекаря. Они вместе служили на Русском фронте в 1942 году, прежде чем Менгеле перевели в Освенцим. Но, как сказал Рольф, мюнхенский аптекарь знал о преступлениях его отца, потому что у них был общий знакомый, работавший в том же лагере смерти: аптекарь Виктор Капезиус.

– Капезиус, – сказал Рольф, – это аптекарь Освенцима. Мой отец дружил с ним.

Помню этот момент, как если бы это было вчера. Я сразу подумала: «В Освенциме был свой аптекарь?».

Много лет, работая над собственными книгами и общими с Джеральдом, я надеялась, что когда-нибудь смогу написать и о Капезиусе. Это желание со временем только росло, и в какой-то момент я осознала, что судьба Капезиуса, его роль в Освенциме, как и крупнейших немецких фармацевтических компаний, остается нераскрытой, затерянной среди множества историй рядовых нацистов. Годами собирая материал, я обнаружила потрясающую картину извращенной медицины и жадности. Те несколько слов, брошенные 31 год назад Рольфом Менгеле, заронили зерно, которое наконец проросло. Перед вами странная, жуткая, а порой и граничащая с безумием история аптекаря Освенцима.

Май 1944 года. Освенцим, нацистский храм индустрии геноцида, работает в полную силу. Истребление европейского еврейства в бешеном разгаре, Третий рейх отправляет в газовые камеры Освенцима 800 тыс. венгерских евреев. Но место, ставшее синонимом массового убийства, не справлялось с огромным количеством новых жертв. В этот хаос прибыли доктор из Румынии Маврикий Бернер, его жена и дети. Бернеры и еще восемьдесят евреев, их соседей из Трансильвании, присоединенной к Венгрии, приехали в лагерь незадолго до восхода солнца, проведя три дня в битком набитом вагоне для скота.

– Снаружи сняли замки и цепи, и двери открылись, – вспоминал Бернер годы спустя. – Вокруг были горы чемоданов, тысячи чемоданов в полном беспорядке.

Фаланга эсэсовцев с лающими немецкими овчарками создавала сюрреалистичный силуэт в свете ослепляющих прожекторов.

– Я не понимал, где мы находимся, что произошло, и почему нас окружает такая разруха. Впереди между парой железнодорожных путей, в нескольких сотнях метров мы увидели две заводские трубы, из которых вырывалось пламя, огромные столбы пламени… Сначала мы подумали, что здесь недавно была бомбежка…, а эти гигантские столбы огня, поднимающегося из труб, наводили на мысль, что мы оказались на металлургическом заводе, или у ворот в преисподнюю Данте.

Несмотря на то, что ему самому было страшно, доктор Бернер попытался успокоить жену и детей.

– Главное, что мы вместе…, и мы ни за что не позволим им нас разлучить.

Тут же к ним подошел эсэсовец.

– Мужчины идут направо, женщины – налево.

– Всего за секунду меня оторвали от жены и детей, – рассказывал Барнер. – Они шли параллельно, на расстоянии нескольких шагов.

– Любимый, иди сюда, поцелуй нас! – крикнула его жена.

– Я бросился к ним. Со слезами на глазах поцеловал жену и детей. У меня стоял ком в горле. Я посмотрел в глаза жены, огромные, печальные, красивые, наполненные страхом смерти. Дети молча смотрели вперед и шли за матерью. Они не понимали, что происходит.

Солдат подтолкнул Бернера обратно к другим мужчинам. Через несколько минут раздался приказ:

– Все доктора, сюда!

Бернер присоединился к небольшой группе, собравшейся у пары грузовиков Красного креста. Оттуда увидел ухоженного капитана СС в белых перчатках, который стоял перед тысячами новичков, растянувшихся на четверть мили вдоль рельсов. Как только подходил новый человек, эсэсовец указывал большим пальцем направо или налево, снова разделяя людей. Позже Бернер узнал, что это был Йозеф Менгеле и группу «слева» немедленно отправляли на смерть[2].

Неподалеку от Менгеле, спиной к Бернеру, стоял другой эсэсовец, невысокий коренастый мужчина. Он давал указания пленникам после распределения Менгеле. В какой-то момент эсэсовец развернулся. Бернер был поражен, он потряс головой и протер глаза, чтобы убедиться, что не ошибся. Этим эсэсовцем был никто иной, как Виктор Капезиус, аптекарь из родного города Бернера.

В 1930-е годы Капезиус был довольно популярным торговым представителем фирмы I. G. Farben, огромного химического и индустриального конгломерата. Он продавал медикаменты компании Bayer, дочернего предприятия Farben[3].

– Когда началась война, я потерял Капезиуса из вида, – вспоминал Бернер. – Но когда мою семью привезли в Освенцим, кто же там был? Тот самый доктор Капезиус[4].