– Рейхсфюрер, прибыл Франц Шмидт.

Отложив ручку, Гиммлер махнул рукой секретарю, чтобы тот покинул кабинет.

Порог нетвердой походкой переступил молодой эсэсовец. Мундир был идеально чистым и отглаженным, зато помятость лица выдавала бурно проведенную ночь.

– Хайль Гитлер! – вытянул он правую руку.

– Франц, ты все еще снимаешь стресс? – недовольно оглядел подчиненного рейхсфюрер.

– Прошу простить, но… – смутился Шмидт, – последняя операция в Венгрии отняла много нервов и сил.

– Знаю. Как себя чувствуют члены дивизеншутцкоммандо?

– Прекрасно, рейхсфюрер.

– Мои любимцы оберштурмфюреры Флейг и Шрайбер здоровы?

– Вполне. Мы готовы к выполнению очередного задания.

– Это хорошо. Очень хорошо. Кстати, о новом задании. Присаживайся, Франц, – у нас впереди долгий разговор…

Ровно через час Генрих Гиммлер встал, приобнял молодого штурмбаннфюрера, крепко пожал ему руку и проводил до двери, чего не удостаивались даже высшие офицеры СС.

– Последние инструкции получишь от оберфюрера Рауффа. Он же проводит вашу группу на аэродром.

– Хайль Гитлер! – выбросил вперед правую руку Шмидт и исчез в коридоре.

Вернувшись к столу, рейхсфюрер произнес в пустоту кабинета:

– Ты все слышал, Кристиан?

В углу за кожаным диваном открылась неприметная дверь, и из темноты смежной комнаты появился оберфюрер.

– Да, – кивнул он. – На него можно положиться?

– А ты разве о нем не слышал?

– Нет.

– Вот видишь. О нем знает всего несколько человек в рейхе, а между тем он со своей командой провернул полтора десятка опаснейших операций.

– И вам его не жалко? – усмехнулся Рауфф.

– Нет! – резко обернулся Гиммлер. – И тебе, Кристиан, я запрещаю упоминать о жалости!

Подобравшись, оберфюрер согнал с лица беспечность.

Хозяин кабинета подошел к радиоприемнику, покрутил ручку настройки и, не оборачиваясь, бросил:

– Иди, Кристиан. Иди и хорошенько обдумай детали этой операции. Все должно быть стерильно…

Российская Федерация, подмосковная база Особого отряда боевых пловцов «Фрегат-22»

Наше время

Раннее утро. Спускаюсь по короткой лесенке на мини-плац – асфальтированную дорожку, соединяющую несколько строений: штаб, кафе, учебный корпус, офицерское общежитие и спортивный комплекс. Во времена исторического материализма в здешнем сосновом лесу размещался профилакторий одной известной советской организации. Теперь обитаем мы – боевые пловцы отряда особого назначения.

На асфальте ровной шеренгой стоят парни в одинаковой камуфляжной форме. Мой заместитель Георгий Устюжанин докладывает о готовности новичков к прохождению тестов.

Здороваюсь и выслушиваю дружный ответ.

Новичков, а точнее, кандидатов в наш отряд, шестеро. Они молоды, энергичны, искренне верят в чудеса и собственное бессмертие. Первые два качества в нашей работе пригодятся, а два последних я постараюсь вытравить так, чтобы от них не осталось и следа. Не у всех шестерых, а у тех, кому посчастливится остаться в наших рядах.

Медленно идем с Георгием вдоль строя, вглядываясь в лицо каждого новобранца. Останавливаюсь напротив высокого шатена с россыпью веснушек на щеках и скулах.

– Старший лейтенант Рогов, – представляется он.

– Откуда прибыли?

– Школа младших специалистов Черноморского флота.

– Какую должность занимали в школе?

– Старший инструктор водолазного дела.

Не самый худший вариант.

Подходим к следующему. Ростом он чуть ниже, но в плечах пошире.

– Старший лейтенант Панин, – рапортует он. И сразу уточняет: – Севастополь. Бригада спасательных судов Черноморского флота.

– Кем служили в бригаде?

– Заместителем командира аварийно-спасательной партии.

Ага, значит, имеется опыт погружений с дыхательным аппаратом – это неплохо. Правда, взгляд надменно прищуренных глаз излишне самоуверенный и даже нагловатый, губы того и гляди растянутся в ехидной улыбочке. На физиономии буквально написано: «Да вы поглядите на них! Они же салаги! Им морские узлы надо поучиться вязать!..» Я знаком с такой породой людей и распознаю их по трем нотам. Впрочем, иногда случаются и ошибки, поэтому не будем забегать вперед и дадим ему шанс попытать счастья.

Следующая пара офицеров прислана с Тихоокеанского флота. Пятый с Севера, а последний – коренастый мичман – переведен к нам с Балтики. Как ни странно, но мичман – единственный из новичков, кто ходил на глубину с ребризером.

Ну, вот и познакомились. Вздохнув, возвращаюсь на середину. Устюжанин не отстает…

Настроение не очень. Ранее специальной подготовкой боевых пловцов занимался штат замечательных профессионалов в секретной школе, входящей в одно из управлений Комитета государственной безопасности. Ее-то и окончило большинство ветеранов моего отряда. В те времена нас распределяли по частям и отрядам, где мы с ходу включались в серьезную работу. Старики нас, конечно, опекали – все-таки молодецкий возраст, эмоции, отсутствие опыта… Тем не менее мы умели практически все.

А сейчас по-другому. В пылу реформ и модернизации о школе забыли, финансирование прекратилось. В результате учебная база пришла в упадок, инструкторы и преподаватели разбежались. С тех пор «доводкой» подводного спецназа приходится заниматься нам – командному составу элитных отрядов. Сначала отбираются кандидаты – хорошо развитые физически, прошедшие первоначальную подготовку, а главное, желающие стать боевыми пловцами. Затем мы устраиваем для них тесты и оставляем наиболее подходящих. Ну а потом начинается настоящее обучение.

С одной стороны, это неплохо – учить новобранцев непосредственно в отряде. Молодежь при подобной методике впитывает знания и навыки не в декоративных водоемах, а в процессе решения сложных боевых задач. С другой стороны, иногда такие эксперименты выходят боком – вместо того чтобы полностью отдаться выполнению поставленной задачи, мы вынуждены присматривать за дебютантами.

Открываю блокнот и достаю из кармана карандаш:

– С аквалангами все работали?

– Все, – кивают они.

– Максимальные глубины?

– Тридцать пять.

– Сорок.

– Полтинник.

– Около шестидесяти…