– Господи боже мой! – ректор стиснул зубы. Но доктор Борд не унимался:

– Я, правда, не знаю, какие методические приемы использует на занятиях доктор Мэйфилд. Может, он считает нужным в педагогических целях лапать учащихся, но на моей кафедре…

Ректор взорвался:

– Прекратите немедленно! Всем заведующим подсчитать, сколько часов отводится на занятия по их кафедре, и представить мне справку в письменном виде.

Заседание закончилось. В коридоре доктор Борд сказал Уилту:

– Так редко удается вступиться за чистоту языка. По крайней мере, Мэйфилду я хвост прищемил. А то он совсем рехнулся.

Об этом же Уилт говорил с Питером Брейнтри, сидя час спустя в баре «Кот в мешке».

– Да у нас весь колледж со сдвигом, – рассуждал Уилт, прикладываясь ко второй кружке пива. – Мэйфилд раздумал открывать курсы для аспирантов и отказался от затеи превратить Гуманитех в этакую академическую империю. Теперь он помешан на режиме экономии:

– Не трави душу, – отозвался Брейнтри. – Средства на учебники в этом году сократили наполовину. Фостера и Карстона так допекли, что они раньше времени ушли на пенсию. Если так дальше пойдет, что мне делать с «Королем Лиром»? В аудитории шестьдесят человек, а книг всего восемь.

– Ты их хоть чему-то учишь. Попробовал бы ты преподавать мастерство самовыражения на третьем курсе у автомехаников. «Мастерство самовыражения»! Эти черти знают свои автомобили до тонкостей, а мне кто бы объяснил, что за штука такая – «мастерство самовыражения». Вот на что тратятся денежки налогоплательщиков. И к тому же я больше просиживаю на заседаниях, чем. с позволения сказать, учу. Злости не хватает.

Брейнтри уже не раз видел Уилта в таком настроении и поспешил сменить тему:

– Как поживает Ева?

– «Plus зa change, plus c'est la mкme chose». Впрочем, не совсем. Она, слава богу, ушла из Комитета по борьбе за право голоса для одиннадцатилетних. Приходили тут два агитатора из ВЕЛОСИПЕДа, так после разговора с ней у них уши в трубочки посворачивались.

– Из ВЕЛОСИПЕДа?

– «Ведомство локализации и сбора информации о педофилах». Ну, о тех, кого раньше называли «совратителями малолетних». Ведомство добивается, чтобы детишкам дали право распоряжаться собой с четырех лет. Нашли кого агитировать – Еву! Я не успел им объяснить, что, судя по нашим четырем близняшкам, «четыре» у нас в семье несчастливое число. Ох, и задала она этим агитаторам? Они уж и не рады были, что заглянули в дом сорок пять по Оукхерст-авеню. Наверно, подумали, что оказались в зоопарке и вели дискуссию с тигрицей в вольере.

– Так этим гадам и надо.

– А мистер Биркеншоу за что пострадал? Саманта кликнула остальных близняшек, и они мигом организовали комитет под названием ПРИЗМА – «Против растления и изнасилования малолеток». Поставили в саду мишень. Соседи вовремя возмутились, а то один соседский мальчонка из-за этих забав чуть сам себя не кастрировал. А ведь близняшки еще только разминались. Достали ножички – знаешь, такие кухонные тесаки – и давай метать в цель. Эммелина с восемнадцати футов попала в мошонку, а Пенелопа с десяти просадила эту хреновину насквозь.

– Хреновину? – вяло переспросил Брейнтри.

– Ну да. Эта штука получилась великовата. Они смастерили ее из старой камеры от футбольного мяча и двух теннисных шариков. Соседи из-за этого пениса прямо взбеленились. А уж мистер Биркеншоу… Я не знал, что у него кожа на конце сходится точь-в-точь, как у этой игрушки. И вряд ли кто на улице знал. Теперь знают. Эммелина напялила на свою поделку презерватив, написала на нем имя Биркеншоу и украсила оберточной бумагой от рождественского торта. А тут налетел ветер и протащил эту хреновину по соседским садам. Дело было в субботу вечером, так что все соседи успели полюбоваться. В конце концов член повис на вишне на углу, возле дома миссис Лорример. Со всех четырех улиц было видно: «Биркеншоу».

– Господи ты боже мой! И что сказал мистер Биркеншоу?

– Ничего особенного. Он никак не придет в себя. Чуть ли не всю ночь после этой истории он провел в полиции – доказывал, что он вовсе не Неуловимый Сверкач. Полиция уже год не может поймать этого эксгибициониста, а тут как раз подвернулся Биркеншоу.

– Они что – с ума посходили? Он же член муниципалитета.

– Теперь уже бывший. И едва ли опять выставит свою кандидатуру. После того, что Эммелина рассказала дамочке из полиции. Она, мол, знает, какой у него член, потому что Биркеншоу однажды заманил ее к себе в сад и показал все свои причиндалы.

– Заманил? – с сомнением спросил Брейнтри. – Знаешь, Генри, при всем уважении к твоим крошкам, я не уверен, что их так уж легко заманить. Они, наверно, большие выдумщицы и…

– Бестии, вот они кто. Говори, не стесняйся. Я не обижусь. Мне приходится жить в одном доме с самыми настоящими ведьмами. Конечно, никуда Эммелину не заманивали. Просто она решила сжить со света киску мистера Биркеншоу. за то что та дает прикурить нашей киске. Так что в сад к нему она прокралась за тем, чтобы подсыпать этой твари яду. А там на нее напал Биркеншоу со своим членом. Впрочем, он рассказывает эту историю по-другому. Он, дескать, по обыкновению вышел пописать на кучу компоста. А если девчонке вздумалось подсматривать… Но дамочке из полиции и эта история пришлась не по вкусу. Говорит – негигиенично.

– А где все это время была Ева?

– То там, то сям, – беззаботно отвечал Уилт. – Она так раскипятилась, что обвинила мистера Биркеншоу в том, что он будто бы водит компанию с Йоркширским Потрошителем… Я с трудом добился, чтобы эти слова не попали в протокол. Сказал, что она истеричка. Как говорится, принял огонь на себя. Ну а меня защитила дамочка из полиции. На мое счастье, закон о клевете не распространяется на десятилетних. А если все-таки распространяется, нам придется бежать за границу. А пока я вынужден вкалывать по вечерам, чтобы девчонки могли учиться в этой клятой школе для одаренных детей. Плата за обучение там астрономическая.

– Я думал, вам сделали скидку, раз Ева там работает.

– Работала. Ее выставили за дверь, – произнес Уилт и заказал еще пару кружек.

– Что так? Где они еще найдут такую работящую помощницу? И стряпает, и чистоту наводит, да еще задаром.

– Этой работящей помощнице пришла фантазия обработать микрокомпьютеры средством для полировки металла. Обработала на славу. Не знаю, как нас еще не заставили покупать новые. Я бы не прочь отдать вместо испорченных те, что стоят у нас дома. А то от кабелей и флоппи-дисков проходу нет. Я из-за них не могу даже добраться до телевизора. И стоит мне его включить, какая-то штуковина – матричное печатающее устройство – начинает гудеть, как пчелиный рой. А спроси, ради чего все это? Ради того, чтобы четыре паршивки, не способные ни на что, кроме пакостей, обскакали других сопляков по успеваемости.

– Отстали мы от жизни, – вздохнул Брейнтри. – Компьютеры сейчас – незаменимая вещь. Вон и детишки знают, как с ними управляться, а мы нет. Взять хотя бы термины.