основном, всякий крестьянский бред. Урожаи, удои, оброки — всякая унылая лабуда. Однако моментами проскальзывали интересные вещи. Например, я выяснил, что где-то есть столица, в которой сидит, не много не мало, целая государыня императрица. Ещё я слышал имена. Ну и, в общем, понял, что нахожусь где-то в Смоленской области конца 18-го века, плюс-минус лет пятьдесят.

Это был коллапс. Я смотрел в потолок, откуда на голову мне падали клопы, и недоумевал: за что⁈ Где я так успел нагрешить в прошлой жизни, что мне досталось вот такое? Конечно, ангелом я не был, но ведь и младенцев живьём не ел на глазах у родителей.

Чтобы не сойти с ума, я убедил себя, что когда мне исполнится тридцать лет и три года, моя жизнь резко изменится. Что сказать. Увы, судьба не играет по правилам, которые мы для неё придумываем. Жизнь резко изменилась, когда мне стукнуло двадцать.

— Опять эти твари расповадились, — проворчал типа-отец, вернувшись домой.

Типа-мать разлила похлёбку по мискам, и они принялись ужинать. Меня всегда кормили после, тем, что осталось.

— Опять? — ахнула типа-мать.

— Угу. У Пахома овцу зарезали.

— Может, волки?

— Да какие волки. Целую почитай оставили. А след от когтей — во! Твари…

Про тварей я слышал неоднократно. Раз лет в пять-шесть они появлялись и убивали. Жрали людей. Скот резали чисто по фану, чтобы посеять панику. Как именно эти твари выглядят, я, конечно, понятия не имел. Расспросить — и то не мог, голосовые связки меня не слушались.

— С мужиками потолковали. В соседней деревне как раз охотник заночевал. Решили, будем платить.

— Да где ж денег-то взять? — всплеснула руками типа-мать.

— Где взять, где взять… Уж возьмём где-нибудь! Лучше так, чем подыхать.

Ну, не знаю, батя. Если б ты спросил меня, я б тебе сказал, что лучше уже подохнуть, чем вот так дальше. Впрочем, это моё мнение, не навязываю.

На следующий день кого-то в деревне убили. Из людей, в смысле. А к вечеру пришёл Он.

Ещё до того, как увидел его, я почувствовал нечто невероятное. У меня шевельнулся указательный палец на правой руке. Дёрнулся, будто пытаясь нажать на спусковой крючок, доделать недоделанное в прошлой жизни.

Я вытаращил глаза, не веря собственным ощущениям. Как дышать — и то забыл. И тут в дверь постучали. Так размеренно, увесисто: ТУК, ТУК, ТУК!

— Кого там нечистый приволок? — буркнул типа-отец и пошёл в сени. — Кто там?

Ответа не расслышал. Но, судя по тому, как быстро откинулся засов, это не соседка за солью.

— Господин, а мы ж не ждали… Мы-то думали, вы у старосты заночуете…

— Меня судьба ведёт, — послышался сильный глубокий голос. — Сюда привела. Найдётся, где остановиться?

— Как не найтись! Да только у старосты-то изба побольше, там вам поудобней будет.

— Ничего, ничего…

Он вошёл. Высоченный мужик. Длинные волосы, борода, усы, повязка на голове — чтоб волосы в глаза не лезли и пот не заливал. На поясе — меч. На правой руке — кожаная перчатка без пальцев.

И избу моментально наполнил запах… Не знаю, чего. Нездешний запах. Я дышал — и как будто бы понимал, как огромен мир.

Когда он шагал, мне казалось, что пол под ним прогибается, и земля дрожит — столько силы в нём чувствовалось.

Сели. Налили мужику похлёбки, дали краюху хлеба. Он ел неспешно, с глубоким самоуважением. Задавал вопросы, а мать и отец, стоя рядом, робко рассказывали о чудовищах.

— Раньше-то чего не обращались? — буркнул мужик.

— Так ведь дорого. А у нас деревенька — сами видите…

— Уж пять лет как все охотники на императорской службе. Казна платит. Тварей всё больше.

— Вона как… — пролепетал типа-отец. — Мы ж не знали… Тёмные мы. Место глухое…

— Да уж… — вздохнул мужик и отодвинул пустую миску. — Значит, за пять дней одна овца и один человек?

— Истинно так, — сказал типа-отец.

— Значит, одна тварь. Понадеялась, что охотников рядом не будет. Не повезло… Ну что ж, пойдём.

Он встал.

— Куда ж вы, на ночь глядя? — ахнула мать.

— Ночь — их время, ночью они выходят, — спокойно сказал охотник. — Не по нутру мне норы искать. Ну что, пойдём?

Тут он посмотрел на меня.

— Да вы на него не смотрите! — замахал руками типа-отец. — Это сын наш, он с рождения лежит колодой. И не говорит даже.

Охотник усмехнулся и продолжил смотреть на меня.

Под этим взглядом я зашевелился и впервые в жизни сел на своей лежанке. Опустил ноги на пол.

— Пресвятая Богородица! — прошептала типа-мать.

— Это как же? — вытаращил глаза типа-отец.

— Не зря я сюда зашёл, — сказал охотник. — Ох, не зря. Судьба всегда приведёт туда, куда надо.

* * *

Мы шли по ночному лесу. Я — Я! — шёл по ночному лесу. Под босыми ногами стелилась прохладная трава. Я то и дело вздрагивал, ёжился. Было холодно, неприятно и вообще очень погано в ночном лесу после двадцати лет лёжки, но жаловаться мне в голову не приходило. Мышцы по какой-то загадочной причине не атрофировались. Всё это походило на сказку, на чудо, и я не собирался смотреть в зубы дарёному коню. Что я пойму в тех зубах, я ж не лошадиный стоматолог.

Плевать на холод и неудобство. Закалить тело — вопрос пары месяцев. Главное, что я, чёрт побери, иду на своих двоих!

— Мужик, а ты кто? — спросил я и впервые услышал звук своего голоса.

— Охотник, — отозвался мужик.

— Это я понял. А как ты насчёт меня узнал? Ну, как ты меня поднял?

— Шёл и почуял силу, как будто другой охотник уже в деревне. Зашёл посмотреть, увидел тебя. Твоя сила откликнулась на мою, и ты встал.

— И часто такое бывает?

— Никогда не было.

Он, мать его, даже не удивился. Люди здесь все были такими — они почти не удивлялись. Парень, который двадцать лет лежал в параличе, встал и побежал в лес? Ну, бывает, чё. Перун спустился с неба и отоварил молнией Фрола — видать, нагрешил Фрол, так ему и надо.

Мифологическое сознание как оно есть.

— Другое важно, — сказал охотник. — Хочешь остаться с родителями?

— Нет, — решительно сказал я. — Не пойми