Скальный монолит дрогнул.

– Ох ты ж… – прошептал смотритель.

– Стоять на месте! – прикрикнул молодой аристократ, с восхищением глядя, как с тихим рокотом обнажается прямоугольный лаз в десятке сантиметров над водой.

Через две минуты движение камня закончилось, обозначился узкий проход с лестницей, уходящей вниз, под дно реки, а судя по глубине и изгибу, виднеющемуся в отсветах ручных фонарей, поворачивающей обратно, под берег.

– Ты, живо вперед, – толкнул молодой смотрителя. – Иди и говори, что видишь.

Тот обернулся, недобро прищурился, но спорить не посмел.

– Черный камень без единой щели, господин. Проплавили, не иначе, – медленно ступая, докладывал он обо всем, что видел в свете фонаря, подбадривая себя громким голосом. – Стена теплая, как живая.

– Под землей всегда тепло, – нетерпеливо оборвал босс. – Что за поворотом?

Смотритель дернул щекой от досады – была надежда, что его заменят. Достигнув поворота, отчитался, доложил, что следующий пролет завершается коридором. И тут же получил распоряжение проверить коридор. Как же, заменят…

– Тут еще одна дверь, господин! – чуть повеселев, крикнул он, вытирая смятой в руках шляпой пот со лба и молча кляня себя за нерасторопность – мог бы и позади встать, тогда под руку попался бы кто-то другой. Но вроде обошлось… Повод для радости имелся существенный – он все еще жив. Родовые хранилища отличались редкостными мерзостными ловушками, о чем знали все. Но спорить с господином – означало в лучшем случае позабыть про хромированное оружие и дорогие подарки, а в худшем… В худшем то же самое, только идти в подземелье пришлось бы под страхом смерти.

– Старик, что за дверь? – затормошил аристократ то ли уснувшего, то ли вновь скатившегося в наркотическую зыбь пленника.

– Нетерпелив… – так и не открыл тот глаза.

– Заносите его внутрь, – нахмурился щеголь, подумал немного – не лучше ли подождать отчета тут или стоит увидеть сокровищницу первым? И не смог обуздать алчность.

Тело предусмотрительно закрыл щит Силы, оберегая своего хозяина от возможных сюрпризов.

Чтобы открылась новая дверь – железная, обитая заклепками, – тоже хватило прикосновения старика. Массив металла почти метровой толщины скользнул в сторону, вызвав у присутствующих пораженный вздох. Все были потрясены как совершенной конструкцией, так и осознанием того, что пробивать такую мощь, да еще рискуя обрушить свод пещеры под рекой, было бы самоубийством. Но все мысли моментально испарились при взгляде на содержимое комнаты, расположенной сразу за дверью – осталось только растерянно выдохнуть и простецким жестом почесать макушку.

– Старик, ты гнил в долбаной Австрии, в долбаном приюте для престарелых, имея это?! – возопил босс, пинком откидывая в сторону пирамидку золотых слитков с мизинец размером.

– Вот это да…. Твою же… Не верю… – охали слуги, разглядывая несметные сокровища, сверкающие в лучах фонарей.

Даже смотритель невольно поддался очарованию богатства и попытался выудить из кучи серебряную вазу с золотым узором. Не вытащил – тяжелая.

– Господин, посмотрите, – непочтительно затормошил босса доктор, показывая лучом фонаря на дальнюю стену с широким столом в самом углу.

В овале света под слоем пыли тускло блестели, поглядывая на гостей крупными самоцветами, странные предметы, разложенные на поверхности.

– Артефакты! – ахнул босс, нетерпеливо растолкал слуг и направился к столу. – Старик, вы идиоты! Вас не зря вырезали! Иметь такое… такое… И не победить! Я бы смел половину мира, а вторую купил бы!

Замерший в кресле полутруп поднял веки, вновь их закрыл и одними губами прошептал фразу, до которой никому не было дела.

– Все… проклято…

Вокруг него откровенно резвились, швырялись золотом, серебром, украшениями, пока начальственный голос не повелел прекратить, потому как надо немедленно все выносить, иначе прилив вновь запечатает скалу.

Через минуту группа слуг, нагруженная самым ценным – артефактами той эпохи, когда допускалось применять все, что вело к власти и силе, – под бдительным оком господина покинула хранилище. Сейчас даже на личных территориях княжеств, в защищенных от бдительного взора императора убежищах, подобного себе не позволили бы. Потому что новую вещь, выкованную на крови и боли, рано или поздно заметят, и наказание не заставит себя ждать. Но старое, древнее – этим дозволялось пользоваться. Если хватит духа.

– Посторожи тут пока, мы быстро. – Щеголь напоследок похлопал старика по плечу и положил свой фонарь на безвольное перекрестье рук.

Через пару минут шаги затихли. Еще через десять минут старик пошевелился. Невероятным усилием разум заставил мертвое тело жить и подчиняться. Не ради жизни, ради чести.

Под скрип инвалидного кресла некогда могучее тело поднялось на ноги, но рухнуло на коляску вновь, на этот раз сбоку. А после новой попытки старик смог, став сзади, упасть грудью на спинку кресла, после чего зашагал к видимой только ему одному цели – голой стене слева от входа.

На середине пути пол и стены резко тряхнуло, посыпалась известка с потолка. Позади послышался сильный удар металла о камень – это двери поспешили закрыться.

– Охраняется… не нами… – упрямо продолжая путь, шептал старик. – Заперто… не нами. Заперто… не от нас. – Он делал шаг за шагом, опираясь всем телом на кресло. – До тех пор… пока не будет… нарушено слово!

Последние фразы он говорил монолиту стены, упираясь в него лбом. Каталка валялась рядом, отброшенная яростным жестом. Свет упавшего фонаря отбрасывал огромную тень, изменявшуюся от каждого движения старика, – будто не он, а человекообразное чудовище сейчас тяжело дышало в подземелье мертвого рода.

Старик залез тремя пальцами себе в рот и выщелкнул нижний коренной зуб.

Керамический ключ блеснул слюной – там, где полагалось быть корню, стоял витой стержень с десятком насечек на нем. Через секунду ключ, упрямо удерживаемый дрожащими руками, вжался острием прямо в поверхность стены. И глухая поверхность без единой трещинки и щели будто сдалась чужой воле, протаяла и приняла ключ в себя.

Плоскость вздрогнула, медленно заскользила внутрь. Только тогда старик позволил себе рухнуть на пол, не спуская взгляда с открывающегося лаза. То, что было великой надеждой рода, но стало его великим проклятием, получит шанс забрать души его врагов. Тех, кто дал слово, но не уследил за жизнью его жены. Слово… Нарушено…

– Лида…

Каменная плита скользнула вбок. И старое зло с гулом вдохнуло воздух нового тысячелетия.

Спустя тринадцать лет после открытия тайника

Бледно-розовая вода стекала по эмали раковины, унося вместе с прохладой грязь и боль, затаившуюся в разбитых пальцах. Из зеркала хмуро поглядывало отражение – растрепанное, в порванном костюме, без пуговицы на воротничке рубашки, со сбившейся набок алой бабочкой.