Уезжать не хотелось. Он, конечно, потихоньку стал слышать какие-то мелкие замечания, легкое брюзжание, но не придавал этому значения, поскольку писался новый том «Камасутры» и по-прежнему «звенели яйца».

Москва встретила очередью на паспортном контроле, первоначальным отсутствием багажа, дождем, грязью под ногами и пробкой на Ленинградке. Здравствуй, родина…

Тогда появилось непонятное ощущение тяжести и ожидание чего-то нехорошего. Александра поехала к родителям, и влюбленные договорились, что она пробудет там до выходных, а на уик-энд они отправятся к друзьям на дачу. Их ежевечерние разговоры по телефону были скучными, жаргонизмы в ее речи к месту и не к месту раньше его умиляли, теперь начали раздражать. Потом она вроде разболелась, приехать к себе не разрешила, заверила, что ничего страшного.

За город Федор Иванович поехал один. С ребятами играл в футбол, колол дрова, парился в бане, пил пиво, затем водку, нырял в пруд, опять пил. После алкоголя сердце разрывалось от любви и тоски. Он звонил, абонент был недоступен. Он показывал друзьям фотографии Саши в мобильном, ребята причмокивали: «Вай-вай, как повезло тебе, кацо!», пили виски, ругали женщин, хвалили женщин, наконец, заснули.

На следующий день половина разъехались, он до вечера пролежал с книжкой в гамаке, когда уже стало смеркаться, вдруг сорвался и помчался в Москву. Ему почему-то казалось, что Александра вот-вот позвонит, захочет встретиться, а он черт знает где, а должен быть рядом, ведь она болеет, страдает, а он, сволочь, веселится. Он гнал, гнал. На счастье, не было ни одного гаишника, Федор Иванович всем постоянно мигал дальним светом, автомобили только успевали улетать из левого ряда…

Он знал дом, где она живет, но, высаживая ее у подъезда, номер квартиры так и не спросил. Телефон, конечно, не отвечал, он был, как на иголках, в итоге поехал к себе — а что делать?

В понедельник его прямо с работы отправили в командировку — ЧП в филиале во Владимире. Он проторчал там до пятницы. Как-то вечером она позвонила сама, сказала, что потеряла телефон, а нового еще нет, звонит от подруги. Была весела, ему показалось, что в подпитии, фоном он слышал смеющиеся женские и мужские голоса. Договорились, что она перезвонит на следующий день. Звонка не было.

Как-то, вернувшись домой после работы, он не обнаружил ее вещей — надо ли говорить, что у нее был ключ?

Три вечера он до глубокой ночи дежурил у ее подъезда — безрезультатно. Через знакомых Федор Иванович хотел подтвердить ее адрес по номеру мобильного телефона — но он был оформлен на другое лицо. Круг замкнулся.

Вид обнимающихся, целующихся парочек внушал ему отвращение. Любая, даже самая дешевая песня о любви выворачивала его наизнанку. Слезы казались обычным делом, пьянство стало бытовым. Напиваясь, он покупал проституток, но детали встреч наутро уже не помнил, что и к лучшему.

Как-то три дня подряд не выходил из казино. Работу прогуливал постоянно. Его вежливо попросили взять отпуск за свой счет и привести себя в порядок.

Он поехал в Питер и пил там неделю. Возвратившись, четыре дня спал, потом жил в ритме «баня-бассейн-спортзал», раздарил весь свой алкоголь. На работе на него не могли нарадоваться.

В «Милк энд Ханей» Федор Иванович познакомился с девушкой Дарьей. У нее были четыре цветные наколки, пирсинг в пупке, она свободно разговаривала на английском и испанском, по утрам в любую погоду каталась на велосипеде с шестнадцатью передачами. Ей было двадцать пять, она не любила Бритни Спирс и смотрела канал «Эй Уан-альтернатива». Даша презирала пафос и пила сухое чилийское, она хотела мужа и детей, отдавала предпочтение лысым мужчинам в возрасте, их опыт и мудрость были интереснее юношеского задора и двадцатичетырехчасовой эрекции.

Спустя неделю она представила нового знакомого подругам, и ему показалось, что они все работают в тату-салоне. Молодежь, однако.

Сашу он не вспоминал даже матом. Было — прошло.

Однажды Федор Иванович отправился в Сандуны. Коллективные походы он не признавал — болтовня отвлекала от процесса. В бане он никогда не пил алкоголь, долго парился, после каждого захода нырял в ледяную воду, как говорил один его китайский друг, копил энергию Ян, приводил ее в уровень с Инь. Или наоборот, что не важно. После седьмого раза решил, что достаточно, пошел собираться. Вдруг его окликнули из шумной компании, расположившейся на диванчиках прямо в центре зала. Обернувшись, он увидел однокурсника Петю, то есть Петра Васильевича, ныне управляющего известной инвестиционной группой, ранее отпочковавшейся от еще более известной инвестиционной группы, где он был вице-президентом.

Васильевич выбежал прямо из-за стола, заставленного кружками с пивом и тарелками с отварными креветками, и бросился обниматься дурно пахнущими креветками руками. Еще чувствовался запах спиртного, явно не сегодняшнего.

— Федя, брат, как я рад, как я рад!

Ну как же, года три не виделись, и не очень было надо…

— Тут такие дела, такие дела! Идем к нам!

— Что случилось? Разгадана тайна Тунгусского метеорита? — Не сказать, что встреча была неприятной, но особых чувств к этому однокашнику он не испытывал и пить не хотел.

— Все шутишь… Нет, я серьезно, у меня праздник — пойдем, отметим!

— Прости, Петь, с праздником поздравляю, но видишь, я уже собираюсь, тороплюсь, боюсь опоздать.

— Понимаю! Конечно! — Тут он вновь прижал к своему немаленькому животу Федора Ивановича и хихикнул ему в ухо: — Приводим себя в порядок после вчерашнего. Мальчишник у нас был, понимаешь? Женюсь я, понимаешь?

— Поздравляю! На самой лучшей на свете?

— Не то слово!

— И кто же она? Богиня?

— Не подкалывай. Девчонка как девчонка. Но трахается!.. И все разговоры только об этом самом! И любит меня, понимаешь? — Тут Васильевича качнуло. — Она в первый же наш раз сказала, что никогда еще в жизни не видела такого красивого члена и — представляешь — что во время секса у меня яйца звенят! Ух, меня и зацепило! — Он опять хихикнул. — Я с ней в Рим, в Ниццу, брюлики, машину, а она мне: «Мужчины часто дарят дорогие подарки перед расставанием, чтобы отделаться, а я нормальная девушка и хочу серьезных отношений». Ну я и решил прыгнуть в этот омут. Хотел чуть подумать, но тут такой головокружительный минет, я и брякнул: «Выходи за меня замуж!» Она: «Да! Да!» И опять минет! Представляешь? Ух, моя Сашенька, золото! Через неделю свадьба, я тебя найду на днях, пришлю пригласительный. Ну бывай!

Федор Иванович не провожал его взглядом — в глазах помутилось, он ничего не видел. Дыхание перехватило, по левой руке что-то пробежало и стало колоть в грудь тысячей мелких иголочек. Он вдруг понял, что ему трудно стоять, захотел опереться о стену, но она была в пяти-шести шагах. Он решил, что не сумеет их сделать, ему показалось разумным присесть на корточки. Вдруг сердце сдавило чем-то сильным, до ужаса сильным, и потащило вниз. Стоять он уже не мог.

«Пиздец…» — успел подумать Федор Иванович и рухнул на пол.