— У меня дом в Ораньезихте, — сказала она.

— Значит, постоянно вы живете не здесь?

— Нет… это дом моего друга Карела. Я просто приехала к ним в гости. На Рождество.

— Понятно.

— Вчера утром… Я хотела закончить работу перед тем, как собирать вещи в дорогу… Мой кабинет… Видите ли, я работаю дома. Где-то в половине десятого я приняла душ…

Сначала рассказ давался ей с трудом. Казалось, ей не хочется делиться со мной подробностями того, что произошло вчера. Она обрывала фразы, часто задумывалась. Руки без движения лежали у нее на коленях, интонации были ровными, бесстрастными, монотонными. Она включала в рассказ много ненужных подробностей — больше, чем требовалось. Может быть, сомневалась в правдоподобности собственной истории.

Итак, после душа она, по ее словам, переодевалась в спальне. Она стояла, сунув одну ногу в джинсы, и осторожно балансировала на одной ноге, чтобы не упасть. Она услышала, что открылась садовая калитка, и через кружевную занавеску увидела, как по палисаднику быстро и решительно идут трое мужчин. Потом они скрылись из вида, так как направились к парадной двери. Но Эмма успела заметить, что их головы закрыты вязаными шлемами с прорезями для глаз. В руках все трое держали какие-то тупые предметы.

Эмма Леру — современная женщина, живет одна. Она все понимает. Она часто думала о том, что может стать жертвой преступления, и представляла, что станет делать, если на нее нападут. Поэтому она торопливо натянула джинсы и метнулась к тому месту, где в стену была вмонтирована «тревожная кнопка». Ее совершенно не беспокоило то, что сверху на ней только бюстгальтер. Важно было как можно скорее добраться до кнопки и приготовиться поднять тревогу. Пока не нажимать, ведь входная дверь металлическая, а на окнах имеются решетки. Эмме меньше всего хотелось попасть в неловкое положение и объяснять соседям и полиции, почему у нее завывает сигнализация.

Босиком она быстро пробежала по ковру к «тревожной кнопке», поднесла к ней палец и стала вслушиваться. Сердце от страха готово было выпрыгнуть из груди, но Эмма приказала себе держаться. Скоро до нее донесся металлический скрежет. Металлическая дверь не выдержала. Эмма нажала кнопку. Сигнализация громко завыла, и ей стало еще страшнее.

Видимо, по ходу рассказа она успокоилась, потому что начала жестикулировать, и интонации стали более естественными.

Итак, Эмма Леру выбежала в коридор и пронеслась на кухню. Она мельком сообразила, что обычные воры так не поступают. Ужас нарастал. В спешке она ударилась о деревянную дверь; послышался глухой удар. Дрожащими руками она отодвинула засовы и повернула ключ в замке. Когда она распахнула дверь черного хода, из холла послышался звон разбитого стекла. Они вломились в дом!

Эмма шагнула было во внутренний дворик, но передумала. Она заскочила на кухню и сдернула с крючка над раковиной посудное полотенце. Ей надо было чем-то прикрыться. Позже ей станет стыдно за свой неразумный поступок, но она действовала инстинктивно. Она еще немного помедлила на пороге, не зная, что предпринять. Может, прихватить какое-нибудь оружие, например нож для чистки овощей? Подумав, от ножа она решила отказаться.

Она выбежала на солнце, кое-как прикрывшись посудным полотенцем. Аккуратно вымощенный задний дворик был очень мал.

Эмма в отчаянии смерила взглядом высокий бетонный забор, отделяющий ее участок от соседнего. Забор призван был охранять жильцов от внешнего мира, но сейчас он превратился в непреодолимое препятствие. Тогда она впервые закричала:

— Помогите!

Обращаться к соседям, которых она не знала, было неудобно. Кейптаунцы — люди довольно закрытые, здесь не принято общаться запросто. Эмма услышала грохот за спиной. Один из взломщиков что-то прокричал. Взгляд ее упал на черную корзину для мусора у стены — шаг к безопасности.

— Помогите! — закричала она, перекрикивая завывания сигнализации.

Эмма сама не помнила, как перелезла через забор. Как-то перебралась — наверное, под действием адреналина. По пути куда-то девалось посудное полотенце, и она приземлилась на соседском дворе уже без него. Она поцарапала коленку о выступ в заборе. Боли она не чувствовала; только позже заметила, что джинсы в том месте порваны.

— Помогите! — громко и отчаянно кричала она. Поскольку полотенце она потеряла, она скрестила руки на груди и бросилась к соседской двери черного хода. — Помогите!

Она услышала, как с грохотом переворачивается мусорная корзина, и поняла, что они близко. Перед ней открылась дверь; на пороге показался седеющий мужчина в красном с белым горохом халате, с ружьем в руках. У соседа были густые, кустистые брови вразлет, похожие на крылья.

— Помогите, — отчаянно попросила Эмма.

Сосед на секунду задержал на ней взгляд: взрослая женщина с мальчишеской фигуркой. Потом он удивленно поднял брови и воззрился на забор, разделяющий их участки. Вскинул ружье к плечу и прицелился. Эмма испуганно обернулась. Над забором показался вязаный шлем.

Сосед выстрелил. В закрытом дворике выстрел показался ей особенно гулким. Пуля чиркнула по стене ее дома. После выстрела минуты три-четыре царила тишина. Эмма стояла рядом с соседом, дрожа всем телом. Сосед, не глядя на нее, передернул затвор. На бетонную дорожку упала гильза, но Эмма оглохла от грохота и ничего не слышала. Сосед оглядел забор.

— Подонки! — сказал он, вновь прицеливаясь и водя стволом слева направо.

Эмма не знала, долго ли они вот так простояли. Нападавшие сбежали. Потом к ней вернулся слух, и она услышала завывание сигнализации. Наконец, сосед медленно опустил ружье и сочувственно спросил ее с сильным славянским акцентом:

— Как вы себя чувствуете, дорогая?

Она разрыдалась.

Ее соседа звали Ежи Паяк. Он отвел ее к себе домой. Попросил свою жену Алексу вызвать полицию, а затем оба захлопотали вокруг нее, утешая ее и подбадривая. Ежи дал ей легкое одеяло — она смущенно завернулась в него — и налил сладкого чая. Позже они оба вместе с двумя полисменами проводили ее до дома.

Металлическая дверь болталась на одной петле; вторая, деревянная дверь не подлежала восстановлению. У цветного полицейского, видимо старшего из двоих, были красивые нашивки на погонах. Эмма решила, что он сержант, но, поскольку не разбиралась в полицейских званиях, на всякий случай обращалась к обоим представителям закона просто «мистер». Сержант попросил ее проверить, не пропало ли что из имущества. Эмма извинилась: ей нужно сначала одеться. Она по-прежнему была закутана в соседское пестрое байковое одеяло, а температура воздуха продолжала повышаться. Она поднялась к себе в спальню и некоторое время просто сидела на кровати. Прошло больше часа с тех пор, как она застелила постель. Она не верила в то, что к ней вломились обыкновенные воры. Но тогда у нее не было времени, чтобы прийти к каким-то выводам или что-то заподозрить.

Она надела зеленую футболку и кроссовки. После этого по настоянию сержанта осмотрела весь дом и заявила, что ничего не пропало. Когда они расположились в кружок в гостиной — Паяки на диване, Эмма с полицейскими на стульях, — сержант подробно и сочувственно расспросил ее на хорошем, чистом африкаансе.