им всю жизнь. Сами без них никуда! Один только раз, когда отдали детей в школьный лагерь, съездили по профсоюзной путевке на море. В Крым. Если бы с детьми, то денег бы не хватило.

Да и не видели дети моря никогда. Им ближе был наш пионерлагерь, где собиралась куча друзей из школ, из дворов, просто знакомых из города!

А они прожили две недели у моря! Без детей было непривычно, да и думали постоянно, как они там, не курят ли тайком, а не дай бог, кто-то выпивать начнет!

Не выдержали, и через четырнадцать дней уехали обратно.

… А хорошо скользить в солнечный зимний день по лесу. Тихо-тихо, только лыжи скрипят. И нет никого, и думается легко, или вовсе не думается, катятся лыжи, катится день, катится зима, катится жизнь.

Не обремененный теперь ни чем, ни работой, ни даже детьми, все это осталось там – в городе!

А они с Зинаидой как-нибудь проживут.

Перебежала дорогу белка.

– Ах ты, зверушка! – подумал Петр Владимирович, – Вот бы тебя внучкам показать!

– Опять о внучках! – пришла ему мысль. – Ну, сколько можно! Все дали, все предоставили! Свой долг выполнили!

И он вспомнил последний с детьми разговор прошлым летом, когда они поехали все вместе навестить дом.

Видимо, ждали, когда останутся с отцом одни, мать они не могли, не хотели тревожить, и когда вечером Зинаида Ивановна ушла с внуками гулять, спросили Петра Владимировича:

– Пап, а ты хорошо подумал, что отдашь квартиру?

– А что?

– Ну, представь, вдруг заболеешь серьезно, надолго, мало ли что в старости бывает!

– И что?

– А то, что здесь нет больницы, и скорая не приедет! Придется вас обратно забирать! – Ну, об этом речи не может быть! Не обрадуется твой муж, чтобы нас в свою квартиру забрать!

– Да, и нам, пап, как-то не очень бы хотелось, до вашей смерти в коммунальной квартире жить!– добавил сын.

Он так и сказал: «до вашей смерти!»

Петр Владимирович был потрясен. До сих пор он об этом не думал.

Но отступать было некуда!

– Не бойтесь, не попросимся! – ответил он за себя и за Зинаиду Ивановну.

… Ну что, охотник, мясо принес? – весело спросила Зинаида Ивановна, отряхивая в предбаннике тулуп от снега.

Петр Владимирович рассказал о зайце.

– Я бы тебя вместе с зайцем отсюда выкинула! – резко выговаривала жена, выслушав его, – неужели Петь, ты бы смог убить?!

– Наверное, нет, – честно ответил Петр Владимирович.

– А чего тогда ружье взял?

… На обед был борщ сварен в кастрюле с салом и клецками.

И все. Решили не наедаться. Впереди была баня.

… День начал угасать. Отдохнув полчаса, Петр Владимирович, начал готовить баню.

Сухие дрова, наколотые еще с лета, лежали в прохладной бане, перед комнатой отдыха.

Дальше шла парная.

Петр Владимирович включил электрическую батарею, и когда стало почти тепло, снял полушубок.

Он засунул в топку дрова, поджег сначала лучину, и когда щепа разгорелась, начал осторожно подкладывать тонкие поленца. Потом покрупнее. Налил, в стоящий на печке котел воды из ведер, и стал ждать, когда закипит.

Сидел, грелся и радовался, и смотрел на языки огня, которые прорывались из-за заслонок.

Наконец, окунул палец в котел. Можно было начинать.

Он взял ковшик, зачерпнул не кипяток еще, но достаточно горячую воду, обмыл скамейку вытянувшеюся вдоль стены в парилке, протер их щеткой, другой щеткой прошелся по полу, тоже самое сделал в предбаннике.

Пар стал медленно подниматься из котла. Петр Владимирович плеснул ковшом на каменку. Она зашипела, и сразу обдало жаром.

Он опустил два березовых веника, висевших на стене, в котел и позвал жену:

– Зин, ты готова? – крикнул он.

– А чего мне прямо голой бежать?

– Голой не надо, сосед перехватит!

– Ой, ахнула Зинаида Ивановна, будет мне счастье!

… В парной было уже жарко! Сели на лавку, нужно было разогреться.

– А чего пялишься? – засмеялась Зинаида Ивановна, потряхивая полными грудями. – Не рассчитывай ни на что!

– Зин, я это уже видел! – ответил Петр Владимирович.

Потом он хлестал растянувшуюся на лавке жену веником, потом она его.

Вспотевшие, разомлевшие от жары, обливались они из котла холодной водой, затем отдыхали в предбаннике. И запахнувшись, наконец, в халаты, прямо в тапочках по снегу побежали домой.

В деревне это не принято, но Зинаида Ивановна по городской привычке полчаса сушила волосы феном, оделась и вышла к столу.

Петр Владимирович за это время приготовил немудреный ужин, состоящий из недоеденного за обедом борща, нарезал два маленьких бутерброда из черного хлеба с салом и поставил на стол две бутылки – водка для жены, и самогонка для себя.

Водка была в деревне дефицитом, ее нужно было привозить из поселка, что был за десять километров, а самогонку – первачок – всю жизнь гнал для себя сосед, никогда и никуда из деревни не уезжал.

Идиллия, легкие после бани, отдохнувшие сели за стол ужинать.

Луна уже светила в окно, лаяли на улице собаки, уютно и тепло от печки было дома.

– Ну, за детей! – поднял первую Петр Владимирович.

Пили всегда только за детей. Ну, еще и за здоровье.

Сидели, разговаривали. Спиртное брало свое.

Разделись, пошли в спальню.

Неяркий свет ночника, освещал супружескую постель.

Петр Владимирович раздевшись, потянулся, было к Зинаиде Ивановне.

– Петь! И когда, наконец, у тебя отсохнет! – отмахнулась она.

Петр Владимирович вздохнул и лег опять на спину.

– А когда-то было регулярно. А у тебя Зин, это, уже совсем отсохло?

– Петь, ну мне и раньше не особо охота, было,– ответила Зинаида Ивановна.

– Раньше-то, Зин, было регулярно.

– Это у тебя было регулярно! А у меня-то хоть раз спросил?!

… Лежали потом, как в молодости, обнявшись, и разговаривали.

– Вот бы дети на Новый год приехали!

Приближался новый год.

– Ну, в новогоднюю ночь не приедут. У них свои гости.

– А давай числа третьего после нового года, уговорим тракториста за самогон, и он расчистит дорогу!

Эту дорогу зимой могла проехать только автомашина с фургоном, которая раз в неделю сюда привозила кое-какие продукты.

А дорогу редко, если повезет, расчищал тракторист из соседнего поселка, расположенного за десять километров.

– Давай! Он на этой неделе вроде должен приехать!

– Ты, Зин, слушай, не пропусти. Если расчистит, детям позвоним. Приедут, конечно!

– Вряд ли, Зин, ну что им здесь делать? Ни души, ни детей! Ну, может недельку вытерпят!

– А ты с ними на рыбалку сходи!

– Зин, ты не обижайся, но надо понять, – у них своя жизнь, если приедут, то из долга или жалости!

– Грустно это, Петь!