Барон нехорошо улыбнулся и внимательнее всмотрелся в молодого человека. А может, не стоит? Что ни говори, а все же из приличной семьи, гимназию окончил… семью имеет… мать, сестер…

В этот момент молодой человек весьма уместно и безапелляционно заявил, что всю труху, всех этих капиталовладельцев, всех буржуйско-купеческих кровососов и родовитых маразматиков с потомством революционные массы сметут с лица земли, вырастив на их месте нового свободного человека, гиганта мысли и духа.

Барон почувствовал некий зуд в руках и желание придушить этого нелепого, недалекого, безоглядного вершителя судеб. Да уж, куда там!

«Придется все же помочь… со скрижалями», – злорадно усмехнулся про себя барон.

– Что ж, – поднимаясь из-за стола, решительно перебил гостя Владимир Карлович, – я думаю, чаю можно будет выпить чуть позже. А пока я бы хотел показать нашему гостю кое-что из наследия той самой трухи, о которой скоро никто и не вспомнит, – суетливо потирая руки, с мягкой любезностью произнес хозяин дома. – Ирина, помоги маме накрыть на стол. А мы с вами, сударь, ненадолго отлучимся. – И крепко ухватив молодого человека за локоть, повлек его за собой.

Молодой человек состроил скучливую мину, но подчинился.

– Сюда, в мой кабинет, – любезно распахивая перед гостем двери, проговорил барон, и Владимир шагнул в плотно заставленную мебелью, заваленную бумагами, раскрытыми книгами и какими-то чертежами комнату. – Простите за беспорядок, это следствие моей увлеченности, знаете, как бывает, начнешь читать книгу, придет в голову какая-то идея. Спешишь ее проверить, хватаешься за новый том, старый откладываешь тут же в сторону, в надежде дочитать начатое через несколько минут, забываешь, потом в голову приходит новая идея или рождается вопрос, спешишь их проверить, и вот ты уже окружен, – барон обвел рукой кабинет, – целыми Гималаями фолиантов. И что ужасно? Рука не поднимается поставить их обратно на полки, ведь тогда забудешь, что хотел прочитать, и уже никогда не вспомнишь, и мысль потеряешь, и идею. Вот так и живу. – Он смущенно улыбнулся: – А вы проходите, присаживайтесь, вот хоть сюда, в это кресло. Эти чертежи как раз можно уже выкинуть. Хлам.

И барон без церемоний сгреб на пол целую кипу бумаг.

– Садитесь. Сейчас я достану наше фамильное сокровище. – И взгляд его впервые со времени их знакомства оживился, осветив лицо барона и придав ему выражение некоего остроумного лукавства.

Барон, повернувшись к гостю спиной, поколдовал возле старинного бюро, пузатого, покрытого затейливой инкрустацией, с бронзовыми финтифлюшками, затем, щелкнув несколькими ящичками, повозившись минуты две, заботливо прикрывая бюро спиной, повернулся к гостю, держа в руке небольшую шкатулочку.

Молча подошел к столу, достал из жилетного кармашка ключик на цепочке, отпер шкатулку и извлек оттуда другую коробочку, обтянутую потертым бархатом, с потемневшим от времени серебряным вензелем на крышке.

– Взгляните, молодой человек, – протягивая гостю футляр, таинственно понизив голос, предложил барон и откинул крышечку.

Внутри коробочка была металлической, вероятно, серебряной, и на зеркальной полированной поверхности сиял невероятным живым теплым светом язычок пламени. Нет, нет. Не пламени, так показалось Владимиру вначале. Это был камень. Да, камень. А ощущение живого пламени, очевидно, создавалось игрой света на полированной поверхности шкатулки.

– Что это? – без особого любопытства спросил Володя, глядя на непонятную вещь. – Какой-то рубин?

– Эта вещица хранится в нашем семействе столетия, – глядя пристально на молодого человека, пояснил барон. – Еще со времен Каролингов, а может, и раньше.

Камень как-то особенно ярко полыхнул, словно вспыхнул. Владимир невольно прищурился, подозрительно нахмурил брови.

– И что это за фокус? В днище шкатулки керосин налит?

– Ну что вы! За кого вы меня принимаете, – вскинул голову барон. – Это священное пламя.

– Небесный огонь? – вновь теряя интерес, с насмешкой спросил Владимир. – Должно быть, ваши предки были католическими шарлатанами, что дурили простой люд дешевыми чудесами? Может, еще и палец в шкатулку совали, чтобы доказать, что огонь настоящий? – небрежно спросил Володя, тщеславие этих замшелых аристократов его бесило. – В наш век такими балаганными фокусами уже никого не впечатлишь. – От его неприкрытого пренебрежения и откровенной прямолинейной грубости барона передернуло, но он стерпел.

– Ни в коем случае! Это пламя не касалось никого из представителей нашего рода. И это не просто огонек. Это пламя Прометея! – тихим торжествующим голосом сообщил барон, и темные, обычно неживые его глаза неожиданно сверкнули. – Вы же знакомы с греческой мифологией?

– Разумеется, – сухо ответил Володя, теряя всякий интерес к древности.